Пират (сборник)

Заведующий остановился в дверях и стал насвистывать двухнотную мелодию. Митька повернул горбоносую, мясистую голову на толстой шее и через плечо оглянулся на гостя. Такой подход ему был по душе. Большой и неуклюжий, как бегемот, жеребец повернулся и стал осторожно подходить к свистуну. Не переставая свистеть, заведующий вынул из кармана кусок сухаря и протянул ему.

Звонкое ржание и удары копыт по перегородке раздались в другом конце конюшни. Митька и заведующий прислушались. Где-то ржала и колотила копытами лошадь. Вдруг Митька тонко и угрожающе взвизгнул и метнулся по деннику, забыв о сухаре. Новый заведующий в сопровождении конюхов и возчиков побежал на другой конец конюшни. Раздув хвост, по деннику носился чем-то сильно встревоженный и возбужденный Злодей.

– Что это за лошадь? – спросил заведующий.

– Это Злодей, – ответило несколько голосов разом.

Заведующий уже открывал дверь денника, и Чуркин заметил, что при этом у него сильно дрожали руки.

«Дрейфит», – решил Чуркин и, взяв нового начальника за рукав, посоветовал:

– Повременили бы входить, не в себе он. Трахнуть может.

Заведующий отмахнулся, вошел в денник и засвистел.

Злодей подбежал к нему и ткнулся мордой в плечо.

– Откуда он у вас? – спросил заведующий.

– А кто его знает? Взяли с бегов. Палкин его привел, не то в семнадцатом, не то в восемнадцатом году еще.

– А где этот Палкин?

– Куда-то послали – не то в Сибирь, не то на Кавказ, – сказали обозники.

Злодей тыкался мордой в плечо гостю. Заведующий что-то вспомнил и пощупал загривок. С двух сторон у загривка разместились два шрама.

Чуркин подошел к нему и спросил:

– Как звать тебя, товарищ?

– Мочалкин Семен Григорьевич.

– Я, Семен Григорьевич, так понимаю – одно из двух: или ты слово особое лошадиное знаешь, или эта лошадка тебе хорошо знакома.

– Возьмем, дядя, последнее, – сказал Сенька. – Только тогда ее по-другому звали.

– Все может быть, – согласился Чуркин.

Сенька пробыл в деннике, пока Злодея не пришли запрягать.

С появлением Сеньки в конюшне жизнь Злодея резко изменилась. Он получил длительный отдых. Только месяца через полтора его начали запрягать в легкий двухколесный шарабанчик и проминать по улице по получасу в день.

Злодей стал оживать.

Сенька установил ему рабочий режим по ипподромному образцу. В конюшне над заведующим посмеивались, решив, что по молодости он чудит.

Так прошла зима. Ранней весной Сенька в двухколесном шарабанчике свернул с Звенигородской в широкий тупик Николаевской улицы. Тупик был тих. На оттаявшей мостовой мальчишки играли в лапту. У подъезда двухэтажного дома с зеленой остроконечной крышей и лошадиным барельефом на карнизе стояла одинокая извозчичья пролетка. Слева в открытые деревянные ворота с резными лошадиными головами наверху виднелся широкий двор. Во дворе по кругу водили лошадей. Как только свернули в тупик, Злодей заволновался. Он ржал, рыл копытами землю и прошел в ворота, танцуя, как на цирковой арене.

К Сеньке подошел высокий бритый человек. Он прищурил глаза и стал внимательно рассматривать Злодея.

– Вы это о нем говорили?

Сенька кивнул головой. Рука его, держащая недоуздок, сильно и беспрерывно вздрагивала.

– Очень, очень трудно представить, что эта лошадь Браслет Второй. Я бы даже думал, что этому почти невозможно верить.

– Но я знаю наверное. Он родился при мне. Вырос на моих глазах, – горячился Сенька. – И узнал меня сразу.

– Да, да, я не спорю. Но только я должен еще заметить, что он в таком случае очень сильно изменился.

– Я же вам рассказывал…

– Как же, как же, помню. Действительно, интересная история, – перебил высокий. – Иван Николаевич, можно вас попросить на минуточку к нам? – позвал он проходившего мимо пожилого плотного человека.

Это был один из старых известных наездников. Он в свое время хорошо знал Браслета II.

– Присмотритесь, – вам не знакома эта лошадь? Вот молодой человек утверждает, что она до революции бегала на ипподроме.

Наездник долго всматривался в лошадь и медлил с ответом. Сенька ждал, затаив дыхание.

– Не могу припомнить, – произнес наконец свой приговор наездник. – Издали, точно, она показалась мне очень знакомой. Я, признаться, даже нарочно прошел мимо, но, кажется, ошибся.

– А я подумал, вдруг это Браслет Второй, – сказал нерешительно высокий.

Наездник решил, что начальство шутит, и поддержал шутку:

– Да, да, общего много – масть.

– Вот вы мне не верите, а я вам чем хотите клянусь, что это Браслет Второй, – взмолился Сенька.

– Да я и не спорю, – успокаивал высокий, – но допустите на минутку, что мы с вами сейчас объявим, что эта лошадь Браслет Второй. Даже допустите на минутку, что вам удастся убедить в этом администрацию ипподрома. Но ведь нельзя забывать, что Браслет Второй имел один из самых высоких рекордов. А кто знает, как теперь побежит эта лошадь? А если не побежит? Ну, а кто же решится послать сомнительную лошадь на завод производителем? Неужели вы не согласны со мной?

Сенька понимал, что собеседник прав.

– Надо доказать на кругу, что это Браслет Второй. Без этого никто не поверит. Запишите на приз. Через неделю попробуем с тихими.

* * *