Пират (сборник)

Соединившись вместе, Дикарь и Серафима почти не разлучались. Они плавали рядом и ласкали друг друга клювами. Дикарь казался совершенно ручным, но он часто размахивал крыльями и протяжно трубил.

И хотя к Чадову он относился доверчиво и спокойно, но было видно, что его тянет туда, на большое озеро, где перед заходом солнца плавал табун лебедей.

Дикарь явно тянулся к ним, но Серафима следовала за ним медленно и неохотно, она часто останавливалась, опустив шею к самой воде, долго в чем-то убеждала спутника. Дикарь плавал вокруг и кивал. Чадову, наблюдавшему за ними с берега, казалось, что лебеди разговаривали шепотом.

Такие споры всегда заканчивались победой Дикаря. Он еще круче сгибал шею и плыл дальше к стае. Серафима неохотно следовала за ним.

Скоро наступил день, когда Чадов увидел большой табун на середине озера и рядом с ними – Дикаря и Серафиму. Расстояние между ними медленно сокращалось и потом совсем исчезло.

Тогда громко, на разные голоса, затрубил табун; не успел стихнуть хор, как над потемневшей осенней водой пронесся высокий, серебристый голос Дикаря.

Лебеди, казалось, только и ждали сигнала. Шумя, как водопад, с разбегу оторвался табун от воды и звенящим белым облаком закружился над озером.

Только одна птица осталась на воде. Она кричала хрипло, испуганно, изо всей силы махала крыльями и отталкивалась лапами, но оторваться от воды не могла: у нее опять были подрезаны крылья. Но птица упорно не хотела понять этого. Она носилась над водой, пока не выбилась из сил, и грузно, как будто споткнувшись, зарылась носом в воду.

Тогда она подняла голову и закричала так, что в эту минуту Чадов дорого заплатил бы за то, чтобы вернуть ей крылья. Но он ничего не мог изменить и стоял, опустив руки вдоль тела, уныло смотря на искалеченную птицу.

А та кричала хрипло, непрерывно, пока сверху ей не ответил звенящий голос и стая круто не пошла на посадку.

В этот день еще несколько раз поднимались лебеди, но Серафима уже не пыталась лететь вместе с ними, и кричать она тоже скоро перестала. Она задирала голову и внимательно и тоскливо следила за полетом.

Прошло еще немного времени, и она привыкла, что время от времени стая поднимается в воздух, и, даже когда Дикарь исчезал надолго, она вела себя спокойно.

Оставшись одна, Серафима приплывала к берегу и, увидев Чадова, хрипло его приветствовала и старалась приласкаться.

Чадов, вначале боявшийся за свою воспитанницу, теперь успокоился, решив, что разлуку с Дикарем она перенесет. Он даже хотел, чтобы лебеди улетели скорее, но они в этом году дольше, чем в предыдущие годы, задержались на озере.

Десятки раз Чадов думал, что уже наступил час отлета, но каждый раз лебеди возвращались обратно. Усевшись на озере, они о чем-то долго, взволнованно кричали, и среди других голосов Чадов всегда различал глухой, надтреснутый крик Серафимы и громкий, серебряный голос Дикаря.

С каждым днем становилось холоднее, к ночи вода покрывалась у берегов тонким, хрустящим льдом, а лебеди всё еще не могли расстаться с озером.

Но пришел день, когда начался первый мороз. Лед у берегов сделался крепким и звенящим, а по озеру поплыло густое ледяное сало.

В этот день утром, лишь встало солнце, снова поднялась стая. Она покружилась над озером, потом птицы выстроились углом и поплыли к югу.

Долго еще звенели их голоса, и Чадову казалось, что среди других голосов он различает голос Дикаря. Звуки становились слабее и тоньше и наконец совсем исчезли. И Чадов понял, что на этот раз они уже не вернутся.

Серафима сидела посредине озера, задрав кверху голову, и казалась застывшей. Чадов поманил ее, но она не шелохнулась.

Прошел час, другой, усилился ветер и поднялись волны. Они до вечера раскачивали неподвижную, сонную птицу. И только когда скрылось осеннее солнце, с середины озера понеслись хриплые крики и не смолкали всю ночь.

К утру Серафима исчезла. Чадов искал ее вдоль берега, но не нашел. На следующий день он обшарил все озеро и наткнулся на нее в том месте, где она вывела детей.

Серафима сидела на пустом, полуразрушенном гнезде, окруженном желтым, засыхающим тростником, и сама казалась застывшей и мертвой.

Чадов подъехал к ней ближе и поманил ее. Она хрипло затрубила и, размахивая короткими, обрезанными крыльями, скрылась в сухом тростнике.

Чадов напрасно звал ее – она не откликнулась. Он еще несколько раз попытался приблизиться к ней, но Серафима держалась настороже и близко не подпускала. Ручная, совсем домашняя птица одичала в одни сутки.

Прошло дней десять. Серафима ни разу не появилась у сторожки. Несколько раз Чадов видел ее издали, но она быстро пряталась.

Через десять дней, когда ударил первый настоящий мороз и за одну ночь заморозил все озеро, Серафима ночью пришла и забилась под крыльцо сторожки.

Увидев хозяина, она подняла голову, сонным, равнодушным глазом посмотрела на него и опять спрятала клюв под крыло.

Чадов боялся, что Серафима не выживет. Больше половины зимы она провела под крыльцом, в заливчике появлялась редко и ела мало и неохотно.

Весной она снова перебралась на озеро, но далеко от берега не отплывала.