Пиратика

Пиратов-актеров в театре уже не было. Собравшись вокруг стоящего на якоре «Пиратского кофе», они запускали в реку кораблики, аккуратно сложенные из вощеной бумаги с напечатанным на ней текстом. У каждого из этих корабликов, в крошечном черепке с маслом, теплился тоненький фитилек. Миниатюрный флот уплывал всё дальше, и язычки пламени трепетали на ветру, словно крылышки бабочек. Желтый пес скакал по берегу, гавкая корабликам вслед.

– Древний индский обычай, – пояснил Вускери, не поднимая глаз. – Бумажные кораблики с огоньками. Сейчас, правда, неподходящее время года… но в нужный сезон никак руки не доходят. Говорят, приносят удачу…

– Откуда ты знаешь, ты ведь никогда не бывал в Индее? – поинтересовалась Артия.

– Это было в одной из пьес Пиратики, – ответил Дирк. – Шикарный был спектакль. Публика аплодировала часами. Боже мой, я этим воском все ногти себе загубил…

– Неужто никто из вас никогда не бывал в море? – спросила Артия.

Взглянув на нее, они поняли, что она немного успокоилась. Улыбалась, кивая вслед уплывающим вдаль корабликам. Даже погладила Свина…

Они вздохнули с облегчением. Снова стали храбро смотреть ей в глаза. Она успокоится, наша Артия… Моллина кровь… Бедняжка, надо быть с ней бережнее…

– Ни один из вас? – повторила она.

– Я был, – отозвался Эбад.

– Значит, ты ходил по морю?

– А как же! Меня привезли в Ангелию из Африкании, когда мне было девять лет, и продали в рабство. Мне предложили на выбор: или отрабатывать проезд, или лежать и гнить в вонючем трюме. Я, понятно, предпочел работать. Лазал по мачтам, вычерпывал воду из трюма, мыл палубу…

– В рабство… – пробормотала Артия.

– Да, было дело. Потом я стал актером. А теперь рекламирую «Пиратский кофе»… – Эбад протянул ей листок вощеной бумаги.

– Что это?

– Это тебе.

– Хочешь, чтобы я тоже сделала бумажный кораблик, Эбад?

– Только не из этого. Мы складывали из кофейных плакатов. Но это – совсем другое дело. Это подарок, на память о прошлом.

Эйри склонился к ней и сказал:

– Это знаменитая карта Острова Сокровищ. Та самая, за которой охотился Золотой Голиаф на «Враге». Ну, в спектакле…

– Но, – уточнила Артия, – на самом деле сокровищ не существует, правда?

– Это всего лишь реквизит. Часть спектакля. Дорог нам как память, больше ничего…

Они вложили свернутую карту ей в руки.

Разворачивая карту, Артия заметила, что остальные актеры отступили в сторону и пристально смотрят вслед своим светящимся корабликам. Только Эбад и Эйри остались рядом, стояли и не сводили с нее глаз, наблюдали. Эйри казался прозрачным, как чистая вода. А Эбад… Эбад, как показалось ей с самого начала, был полон секретов. Без сомнения, у него были на то свои причины… он был рабом. Интересно, а в прошлом, давным-давно, он тоже был таким… таинственным?

Артия посмотрела на бутафорскую карту. Размашистая линия очерчивала остров в темно-синем море. Вокруг скачут дельфины. В уголке – корабль, точь-в-точь такой же, как на афише в театре, корабль, который она не узнала, потому что он был ненастоящим.

Вдоль края острова тянулось хитросплетение букв. Какой-то секретный шифр? Они не имели никакого смысла: OOP, TTU, F… A… B… M и H…

Как же здесь холодно! Вощеную бумагу тронула изморозь. Но нижний край карты заканчивался не так, как положено. Вдоль него тянулась черная, словно обугленная полоса.

– Нижняя часть карты… и острова… обгорела, – сказала Артия. Но Эбада и Эйри уже не было рядом: они присоединились к остальным: стояли и смотрели на уплывающие вдаль кораблики.

Над ее головой кружилась птица. Голубь? Чайка? Попугай…

– Восемь кораллов! – закричал Планкветт. – Попка хочет дублон. Попка хочет луидор.

Артия протянула руку.

– Сюда, Планкветт.

Попугай ловко спикировал вниз и вцепился когтями в манжету краденого камзола Артии. Потревоженный его крыльями воздух потрескивал от мороза, будто огонь костра.

– При взрыве, – сказала Артия попугаю. – Карта обгорела при взрыве, да? Ты и я. Я и ты…

Попугай вытянул шею, клюнул блестящую рукоять шпаги, которой, похоже, никто больше не заметил, и подмигнул Артии круглым, как у ящерицы, глазом.

Глава третья

1. Гусь и гость

На следующий день после Рождества Феликс Феникс сел в первый попавшийся дилижанс. К тому времени он по заснеженным полям и пустошам дошел до самого Хаммер-Смити. Глядя на него – без шляпы, в залатанной одежде, с ног до головы перемазанного в саже, – хозяева таверн давали ему от ворот поворот прежде, чем он успевал достать деньги. Однако их дочери, жены и служанки, по достоинству оценив его глаза, волосы, лицо и фигуру, бежали вслед и угощали его то подогретым вином, то хлебом с сыром, то половинкой ананаса. Так он обзавелся теплым шарфом и шапкой. На вид Феликс казался счастливчиком, однако на голову ему почему-то всё время сыпались неприятности. Об этом он и размышлял, бредя по сугробам.

В Хаммер-Смити он переночевал в амбаре, в компании нескольких блох.