Города настороженно кружили. Стоунклауд превратился из зеленой чаши, обнимающей вертящиеся городские колеса, в подобие гигантской клешни, измаранной в дыме дизельных и реактивных двигателей, с раздробленными пальцами из зданий, оканчивающимися острыми когтями — носами корабликов. Клешня медленно надвигалась на расплывчатые предместья Неверленда, которые подавались назад и старались ее охватить.
Неверленд был полностью расчленен, этакая гибкая армада из зданий и кораблей. Его собственные колеса ожидали в нескольких милях позади основного массива — нервничающий обоз, представлявший заманчивую цель для Чейсона. Он, быть может, сумел бы запустить несколько ракет в разделяющее их пространство мимо сетей и облаков гравия, но, пожалуй, это не стоило затраченных усилий. Атака на колеса Неверленда не замедлила бы штурма.
В Командный Централ (или Командный Центриль, как сообщала табличка с наружной стороны двери) хлынул непрерывный поток донесений и свежих, пахнущих серой фотографий. Несмотря на видимый хаос в комнате, уровень компетентности в ней вообще-то был довольно высок, потому что Стоунклауд, как и любой крупный город, мог похвастаться определенным процентом граждан-ветеранов. Часть из них состарились, но некоторые были молоды, и многие — упрямо преданы Формации Фалкон. Чейсон понятия не имел, как этот патриотизм сочетался у них с положением, в которое они попали, — поскольку правительство, в которое они верили, бесстыже их бросило, — но пока они делали свою работу, ему было безразлично. Чейсон проглядывал рапорта, расспрашивал людей, указывая на тот или иной участок дрейфующего облака зданий, задавал вопросы и изредка отдавал приказы. В основном он посылал предложения Корбусу, а фактическим командованием занимался бывший Атлас. Чейсона это устраивало.
Все равно из этого ничто особенно не поможет. Стратегия Неверленда была ясна: лучший способ захватить город — поглотить его, а Неверленд был попросту больше Стоунклауда. Как бы ни была красива региональная столица Фалкона, своего «я» ей не сохранить. Ее кварталы растворятся в Неверленде, как крупинки соли в стакане воды, а если нет, то их могут разъединить и раздать по остальным городам Гретеля.
С наступлением ночи подошла новая порция фотографий.
— Что бы это значило? — спросил парнишка, вручивший Чейсону отпечатки. Очевидно, он сунул в них нос, пока летел сюда. Чейсон закрыл глаза на хромающую дисциплину и взялся за одну фотографию, затем за другую.
Полускрытые роем зданий Неверленда, на свободном пространстве висели огромным облаком люди, образуя неполную сферу — примерно тысяч двадцать фигурок, должно быть. В центре облака в ярких огнях вырисовывалось несколько крошечных точек.
— Это митинг, — сказал он рассеянно. — Публичный митинг. Это не солдаты.
Перебирая остальные фотографии, он нашел еще одну, изображающую похожее скопление где-то в другой части города. Все изображения были сняты через телеобъективы и размыты атмосферой и смогом от двигателей.
— Черт! Там, наверное, половина города…
Он громко свистнул, головы всех присутствующих повернулись к нему.
— Мне нужен кто-то, кто знает Неверленд. Кто там жил.
После минутных переговоров от стайки людей отделилась средних лет женщина. Чейсон жестом подозвал ее и показал фотографии.
— Они все время такие устраивают, — сказала она. — Воспитательные митинги, чтобы проследить, что всем понятна очередная байка, от которой отталкивается текущая политика. Было бы неплохо знать, какую байку они толкают сегодня… — Потом она пожала плечами и вернула фотографии Чейсону. — Явка на митинги обязательна, но из-за этого их эффективность упала. Всем все равно; чтобы найти компашку циничнее, чем гретельские горожане, нужно хорошенько поднапрячься. Правительство вечно кричит «волки!», так что если они надеются подстегнуть массовый энтузиазм, это вряд ли сработает.
Чейсон воздержался от вопроса, что такое «кричать волком»; ее слова его не обнадежили.
— Они ожидают, что их граждане бросятся на завоевания, — сказал он. — Наверное, долго к этому готовились.
— Может быть, — снова пожала та плечами. — Но правительству никто не верит.
С наступлением ночи приготовления не замедлили хода, однако у Чейсона силы иссякли. Пока его отвозили в новое, более просторное жилище на одном из городских колес, в голове у него продолжали мелькать образы жителей Неверленда, хлынувших в Стоунклауд с саблями, ножами и самодельными дубинками. Что же им говорили о людях, которых им следовало покорить? Чейсона приучали не доверять людям Фалкона и опасаться их; и он только начинал видеть их такими, какие они есть, — обыкновенным народом, с трудом поддерживающим нормальную жизнь под пятoй системы угнетения. Гретели были настоящими мастерами искажения реальности. Они, должно быть, сказали своим людям, что Стоунклауд кишит злобными троллями и ведьмами, поголовно заслуживающими смерти?