Чейсон даже те детали, которые выдавил из него репортер, удерживал до последнего — несмотря на то, что инженеры Формации Фалкон до них уже докопались. В конце концов, им всего-то и нужно было, что изучить обломки нескольких кораблей Чейсона; складывать два и два они умели. И пусть даже Чейсон в конце концов выдыхал слова признаний, в тумане боли и бреда, одно за другим, — он с готовностью снова примется сражаться на допросе. Остались еще сведения, за которые он скорее умрет, но не раскроет.
Репортеру же, похоже, не терпелось продемонстрировать перед бывшим учителем свои умения следователя:
— Радар — хорошо известная технология, — сказал он. — Она всего лишь не срабатывает. Это типа этих, как вы их зовете, «компьютеров», и прочих электриоидных штучек. Их действие непрерывно глушится Солнцем солнц.
Чейсону за всю его жизнь встретилось совсем немного людей, которые знали бы, что существуют более высокие технологии, чем несложные, работающие на паре и горючем механизмы, среди которых они выросли. И уж совсем мало кто знал, что это Кандес — огромное самодостаточное термоядерное солнце в центре мира — своим излучением не давал действовать радарам и тому подобным системам повсюду в Вирге. Сам Чейсон, рожденный нобилем и получивший образование в лучших учебных заведениях, еще год назад в этом разбирался довольно отвлеченно.
Гость покачал головой и нахмурился.
— Вы говорите, Кандес делает радары невозможными. Тогда как же
— Если он только не бывал внутри Кандеса, — кивнул репортер. — Или не знает кого-нибудь, кто побывал. Может быть, внутреннюю стражу…
— Но внутренняя стража нейтральна! — Профессор быстро потряс головой, растерянно потирая лысеющий череп. — Они существуют для защиты Вирги от внешних угроз, во внутренние дела они не вмешиваются!
— И
Чейсон чуть не рассмеялся. Разве дознавателям не положено хранить от своих жертв собственные предположения? Эти двое даже разговаривать при нем не должны были, не говоря уже о том, чтобы обсуждать факты по его делу.
— Вот чего он нам не расскажет, — сказал репортер, — так это как Слипстриму удалось обойти глушащее поле Кандеса? Они его отключили? Они нашли способ экранировать свои корабли? Понимаете, я несколько месяцев пытался завершить свой цикл публикаций призывом к флоту разработать подобные возможности. Это была не обычная атака. Если бы мы это разузнали… если бы такие способности были у нас…
— Да, понимаю. — Профессор встретился взглядом с Чейсоном. Что, однако, было странным: Чейсон не заметил в этом взгляде ящеричьего холода, которого он приучился ожидать от безликих аппаратчиков безжалостной бюрократии Фалкона. Не явился ли этот человек сюда, чтобы попробовать новую тактику — доброжелательность, к примеру? — в надежде выведать у Чейсона те последние, самые ключевые факты?
Не сработает. Если бы речь шла только о спасении его собственной жизни, Чейсон мог бы им все рассказать. Даже если бы на карте стояла неприкосновенность его собственной нации, Слипстрима, воля могла бы его подвести; он начинал ненавидеть Слипстрим или, по крайней мере, его правительство — за то, что оно бросило его в лапах Фалкона.
Но той, чья жизнь окажется под угрозой, если Фалкон узнает его секрет, будет Венера, жена Чейсона. Это она разведала, как получить доступ к Солнцу солнц, это она узнала, как временно отключить его подавляющие поля. Пока Чейсон рвался на своих кораблях в небеса Формации Фалкон, Венера вошла в Кандес во время его ночной фазы и в заранее договоренный момент щелкнула тем, что уж там управляло полями. Корабли Чейсона получили ночь — и лишь всего одну ночь, — чтобы использовать свой радар, устроив засаду и уничтожив силы вторжения Фалкона. Когда Кандес начал просыпаться, Венера снова щелкнула выключателем и ушла.
По крайней мере — он так предполагал, что ушла. По плану они должны были снова встретиться в своем доме в Слипстриме. Чейсона схватили после того, как он вонзил свой флагман в новый дредноут Фалкона, словно кинжал в бок монстра. Он мог только надеяться, что Венере больше повезло с уходом из Кандеса.
Он — как его учили в адмиралтействе — прогонял в уме набор лжи и полуправды, которые он преподнесет этим людям, когда в окне что-то промелькнуло. Оба они с репортером взглянули в ту сторону, но что бы там ни было, оно уже исчезло. Видимо, птица или одна из тысяч пород летучих рыб, дрейфовавших сквозь облака здесь, на краю цивилизации.
Как ни странно, глаза посетителя тоже метнулись к окну, а затем он довольно громко сказал:
— Ну, тогда нам лучше приступить к серьезным вопросам.
Репортер хмыкнул и отвернулся к стене за подиумом, где висели его инструменты и приспособления. Приезжий профессор улучил этот момент, чтобы неприкрыто ухмыльнуться Чейсону.
А потом подмигнул.
— Он совершенно не выносит, когда его прижигают, — размышлял репортер. — Как жаль, что печь сегодня не работает. Мы могли бы попробовать…