Профессор поморщился и покачал головой:
— Это было бы самоубийством. Помните, вы сами вырвались из своих кандалов. Я здесь ни при чем.
Адмирал Чейсон Фаннинг повернулся, чтобы покинуть комнату, но оглянулся.
— Полагаю, мне следует быть благодарным, — сказал он, указывая на бездыханное тело главного мучителя. Посетитель улыбнулся, но смысл слов Чейсона от него ускользнул; изрядная часть удовлетворения, которое мог бы Чейсон почувствовать со смертью своего мучителя, улетучилась в тот миг, когда профессор назвал имя журналиста.
Уже не монстр, но человек, мертвый Кайзман перевернулся в воздухе — видимо, чтобы в последний раз поглумиться над Чейсоном. Чейсон отвернулся и выбрался в медленно кренящийся коридор.
Цепь просвистела по камню и, дернув напоследок, слетела. Раскрученная тюрьма начала величественно разваливаться на части: сначала отломалась паучья лапа ее причала, цепляясь кнехтами за облако, прежде чем отделиться и уплыть; затем сотни бочек и ящиков высвободились из обычного шпагата, удерживавшего их рядом с хозяйственным входом. Они полетели врассыпную, пара врезалась в катамаран коменданта как раз в тот момент, когда в него пыталась набиться толпа взбешенных тюремных охранников. Одна бочка снесла лобовое стекло, а другая расколотила двигатель.
Чейсон Фаннинг вздрогнул от звуков, которые доносились отовсюду и походили на пулеметные очереди. Они зарождались в дальнем конце здания и долетали до адмирала через все строение. Это были звуки вырывающихся из дерева и цемента гвоздей. Сооружение скрежетало и хрипело, словно великан в горячке, а шестиугольный коридор, вдоль которого мотало от стены к стене Чейсона, на глазах кривился. Чейсон помнил каждый поворот, каждый прямой пролет этих переходов, покрашенных в казенную зелень, и от одной мысли о том, что он возвращается к своей камере, у него задрожали поджилки. Только возбуждающая возможность побега давала ему силы карабкаться вверх, вцепляться и переворачиваться, потом карабкаться вниз, опять вцепляться, а затем скачком одолевать двадцать футов воздуха — к следующей развилке. Центробежная гравитация была невелика, но больше нуля, а он уже несколько месяцев ни с чем, кроме нуля, не сталкивался. Конечно, Чейсон каждый день целеустремленно тренировался, насколько ему позволял скудный рацион, но долго ему было не продержаться.
Его маленький тюремный блок был чуть прочнее, чем остальная часть конструкции. Здесь камень молчал, только ходящая по кругу сила тяжести говорила, что творится что-то неладное. Чейсон рванулся вперед, свернул за угол в свой коридор и наткнулся прямо на толстого тюремщика, который с трудом удерживался на ногах.
Тюремщик поперхнулся слюной.
— Б-беглый! — закричал он, и тут стена сзади него превратилась в пол. Он замахал руками и уселся на задницу.
— Заберу-ка я эти ключи, — подаваясь вперед, сказал Чейсон. Тюремщик неистово взмахнул дубинкой и съездил бывшего адмирала по локтю. Тот, зашипев, отпрыгнул обратно.
— На помощь! — Тюремщик силился вскочить на ноги, но все время подлетал в воздух, в то время как блок темниц с щемящим
Тюремщик выпучил глаза, а Чейсон тем временем накинулся на него и сумел выхватить из рук дубинку. Схватившись за нее обеими руками, он размахнулся и припечатал голову тюремщика к стене. Тот застонал и свернулся клубком.
— Эй! Ты что делаешь? — На фоне вновь образовавшегося освещения проступили силуэты еще двух надзирателей. С саблями.
Чейсон сорвал с тюремщика ключи и кинулся прочь. Двое других заорали и последовали за ним.
Теперь, когда тюремный блок оторвался от остальной части здания, он снова стал невесомым. Это давало надзирателям преимущество, но они замешкались, услыхав адский тарарам исступленных криков, доносившихся из камер. Чейсон добрался до дверей прежде, чем его успели изловить. Он нашел ту, которую искал, и воткнув в ее замок мастер-ключ, с силой его провернул. Не успел он убраться с дороги, как дверь распахнулась и в коридор кто-то выскочил. Чейсон бросил ключи возникшей из камеры фигурке и повернулся, чтобы встретить двух тюремщиков.
Оба ринулись вперед, сверкнув саблями. Чейсон репетировал подобный момент месяцами — фантазии о побеге помогали ему оставаться в здравом уме — и был наготове. Он воспользовался дубинкой как кинжалом, скользнув ею по клинку первого человека и изворачиваясь, потом сложился в воздухе вдвое и пнул его в физиономию Через мгновение сабля противника оказалась в его руке. Он повернулся — но слишком поздно, потому что второй занес руку и рубанул…
…и промазал, когда на него сбоку прыгнул оборванный мальчишка, не старше двенадцати лет. Прежде чем тюремщик успел обратить свою саблю против мальчишки, Чейсон прыгнул вслед за ним и ударил сзади, пригвоздив его предплечье к стене.
Тюремщик взвыл, а парнишка обернулся, и Чейсон впервые за много месяцев смог его как следует разглядеть.