Пираты

– Зачем мы тогда бежим? Может быть, вернемся и примем бой? – предложил я в отчаянии.

Горн положил мне руку на плечо:

– Не надо торопить события. Всему свое время.

11. Лихорадка

Ветер был слишком силен, но мы все равно поставили марсель, фок и убрали рифы с грота. В конце концов мы подняли чуть ли не все паруса, чтобы только уйти подальше от «Апостола».

Мы не пели больше «Стальное сердце». Мы не могли петь, чувствуя себя предателями. Когда до «Дракона» донесся слабый звук пушечной пальбы, мы притворялись, что не слышим. Баттерфилд записал в судовом журнале: «С подветренной стороны замечено неизвестное судно. Спаси, Господи, их души!»

Мы держали курс в течение трех часов, после чего взяли резко к югу, прячась в волнах, как мышь в луговой траве.

И снова мы убегали, бедный «Дракон» стонал, словно от боли. Люди тоже страдали от этой гонки. Три матроса, позеленев от морской болезни, спустились в кубрик. Из корпуса судна до нас доносились плеск и бульканье: морская вода проникала внутрь сквозь пробоины.

Бегство наше сопровождалось откачиванием поступающей воды. Лишь через два дня море успокоилось и Эбби смог спуститься за борт.

Он устроился в петлях беседочного узла, и мы вытравили линь за борт. Погрузившись в воду по плечи, он выстукивал и прощупывал обшивку, время от времени покрикивая: «Вперед!», «Назад!», «Стоп!» И так мы таскали его, пока он не сообщил, что все обследовал и обнаружил пробоины.

Я следил, не появятся ли акулы. Наконец он велел вытягивать. И вот уже мистер Эбби сидит на палубе, красный от перенапряжения, и постепенно приходит в себя. Мы все столпились вокруг него в ожидании.

– Две пробоины,- сообщил он.

– Я помню три попадания, может быть, четыре, – сказал я.

– Ну, я нашел только две течи. В одном месте обшивка прогнулась. А здесь,- он хлопнул по палубе, – ядро застряло в корпусе, как пробка.

– Как насчет ремонта? – спросил капитан.

– Законопатим. – Эбби закашлялся от попавшей в горло соленой морской воды. – Перед погрузкой придется подремонтировать основательнее.

Он снова спустился за борт и заткнул дыры смоленым брезентом. Но течь все равно осталась, хотя вначале и небольшая. Затем вода стала прибывать все интенсивнее, в каждую вахту мы откачивали ее по часу, когда на десятый день после выхода из Кингстона дошли до островов испанской Вест-Индии. Теперь мы шли на восток мимо островов с зелеными лесистыми холмами, и Баттерфилд снова расшторил свою каюту, впустив в нее свет и воздух. Днем нас подгоняли соленые пассаты, ночью бризы, приносившие ароматы джунглей.

Воды поступало все больше и больше, приходилось откачивать круглые сутки, стало ясно, что мы не сможем дойти до Тринидада. Эбби вдруг «озарила» идея, что должна быть третья пробоина.

– Придется задержаться, – решил он. Горн знал подходящее место, широкий пляж

в устье реки на побережье Венесуэлы. Он сказал, что там веками ремонтировались испанцы и пираты.

– Вы сможете там найти дублоны, мастер Джон! – добавил он, широко улыбаясь.

Бухта, в которую мы вошли, оказалась прелестным уголком. Именно такими представлял я себе тропики Вест-Индии. Кокосовые пальмы громадными зонтами склонялись над обширным пляжем, покрытым серебристым песком. Мангровые деревья опирались на свои корни, как будто готовые зашагать по воде. Сразу за ними начиналась растительная неразбериха. Деревья, лианы, папоротники и лишайники перепутались в буйном зеленом хаосе. Из влажной гущи джунглей вытекала река, коричневая от грязи и извилистая, похожая на живую змею.

Всплеск нашего якоря поднял в воздух тучи пестрых птиц. Убрав паруса, мы высыпали на берег. Все, кроме Горна. Он привязал свою койку между вантами и фок-мачтой, натянул над ней брезент и улегся, чтобы, как он нам сказал, увидеть во сне юных туземок.

Мы веселились, как дети: швырялись кокосами, плескались в нагретой солнцем воде. Я покопался в песке, но дублонов не обнаружил. Можно было подумать, что мы попали в рай, если бы не бесчисленные мошки.

В Англии ничего подобного нет, сравнивать не с чем. Это длинноногие создания с парой прозрачных крылышек, вооруженные длинным острым шипом вместо носа, которым они высасывают кровь. Несметными полчищами набросились они на нас с тонким противным жужжанием. Эбби назвал их комарами. Из-за них мы вскоре покинули пляж и приступили к работе. Предстояло накренить «Дракона», положить его на бок.

Мы переместили все пушки к одному борту. Затем канат от кабестана протянули через топ мачты к мангровому дереву на берегу. Его ствол, толстый, как бочка, был испещрен шрамами, напомнившими мне шею человека, которого однажды вешали. Пришлось мне повидать и такое. Но на этом стволе запечатлелись отметки многих мореплавателей, большинство старые, но были и свежие. После этого, вращая кабестан, мы положили «Дракона» на борт, как громадного деревянного зверя.

Дядя Стэнли вбил себе в голову, что ему нужен попугай. Он взял плоскодонку, посадил на весла балбеса Маджа и отправился вверх по реке осуществлять свой замысел. Мы же принялись отскребать борт.