Пираты Флибусты (часть первая)

Чтец уже было собрался зарубить его своим ржавым палашом, но абориген достал из повязки дудочку и заиграл..."Боже, храни королеву!" - запела дудочка."Боже, царя храни!" - ответила она сама себе."Янки - дудль!" - издевалась она над переселенцами в американские колонии.

Так Надудеигрец оказался на пиратском корабле. Он играл, сидя на фок-мачте. Чтец, лёжа в гамаке, прочитывал очередной томик и швырял его за борт. И тут же доставал из мешка для награбленного новый томик с надписью: "П. Корнев. Жнец".

На горизонте погружалась в пучину баркентина. В подзорную трубу можно было рассмотреть на её корме облупившуюся от огня меганезийскую надпись "...брусек"...

  ***  

Из записок Чтеца:

«Лобачевский купил зеркало. Выпуклое. И очень этим гордился. Гости выглядели в отражении весьма смешными и несуразными, а Лобачевский любил хорошую солёную шутку, как и любой математик, который не может воспринимать всерьёз то, чем повседневно занимается.

Однажды Лобачевский пил утренний кофе и ждал, не заглянет ли на огонёк какой-нибудь ранний гость, отражение которого в выпуклом зеркале поднимет настроение и позволит, наконец, разделаться с надоевшей теоремой о параллельных прямых на поверхности шара. И тут в кабинет вошла горничная, мадемуазель Тиссо, вернувшаяся днями из родной Лозанны и привезшая полный сундук свежих прошлогодних модных парижских журналов.

Взгляд Лобачевского остановился. Лоб покрылся росой мелкого пота. Дымящаяся трубка, рассыпая искры, ударилась о мраморную столешницу.

Он увидел! В зеркале отразились открытые по парижской моде на целую бесстыдную треть стройные ноги мадемуазель Тиссо.

И они пересекались! Пересекались на поверхности шара!

Не обращая на распахнувшийся от порывистого движения халат и начинающие тлеть на столе бумаги, Лобачевский одним движением выпростал из английского кресла своё большое тело, подобно летучей мыши с развевающимися полами халата подлетел к бедной француженке и, подхватив враз обмякшее девичье тело, закружил по кабинету с радостным утробным уханьем.

Так была решена теорема Лобачевского, и этим были довольны все, кроме несчастной мадемуазель Тиссо и многих поколений студентов математических вузов.»

 

 

 

 

***

ЗАКЛИНАНИЕ ВЕТРА

Шестой день стоял полный штиль.

В смысле, не корабельный кок Ганс Штиль, а штиль в том значении, что более всего соответствует значению фамилию полного (и это мягко сказано о старом толстяке и обжоре) корабельного кока Ганса Мордехая Штиля, то есть - "тишина".

Первые дни тишина нарушалась звоном стаканов, бульканьем рома из сахарного тростника, который собирают на Ямайке чернокожие африканские негры, проданные вождями торговцам "чёрным деревом" за порох, свинец и виргинский табак, ароматом своим напоминающим запах возбуждённой, но не удовлетворённой женщины.

Но жара, марево над гладким, как венецианское стекло, океаном, блики солнечных зайчиков, слепящих даже в полутьме гондека, когда очередной артиллерист приоткрывал фальшпорт-крышку с целью освобождения желудка для новых порций рома (который, как известно...), унылые чайки, повисшие в расслабленных корабельных снастях - всё это нагнетало уныние, которое мог развеять только он, Чтец, валявшийся на квартердеке в разодранной до пупа рубахе и когда-то белых парусиновых штанах, подаренных ему в Рио-де-Жанейро, маленькой деревушке на побережье Южной Америки, местным вождём-жрецом индейского племени в благодарность за чтение вслух древней узелковой книги, хранившейся в семье жреца-вождя в течение семи или больше поколений.