Пираты государственной безопасности

– Рогов! – дергаю за руку лежащего на дне старлея. – Рогов, что с тобой?

Парень не отвечает. Более того, в первые же секунды осмотра тела понимаю: случилось страшное. Вероятно, заметив, что судно меняет положение, он рванул к нему и был придавлен тяжелым корпусом. Переломы конечностей, маска изнутри залита кровью…

– Георгий, одного нашел, – докладываю обстановку другу. – Не знаю, жив или нет. Надо срочно его поднимать.

– А второй?

– Сменю аппарат и пойду искать второго.

– Я с тобой!

– Наверху решим. Бери тела – возвращаемся…

На поверхность мы поднимаемся с максимально возможной скоростью – благо состав дыхательной смеси и электронное дозирование кислорода позволяют совершать подъем без выполнения декомпрессионных «площадок».

Описав обстановку Михаилу, я заранее предупреждаю о необходимости срочной медицинской помощи Рогову, не теряя надежды на благополучный исход…

И вот мы всплываем рядом с качающимся на волнах командирским катером. Матросы принимают тела и помогают нам взобраться на борт.

– Быстрее! – кричу мичману.

Тот дает полные обороты двигателю, и катер мчится к сторожевику. Он, слава богу, рядом.

Первым поднимаем на палубу Рогова, затем передаем тела рыбаков. Команда корабля работает слаженно, и, пока мы сами карабкаемся по штормтрапу, старлея уже транспортируют на носилках в сторону медблока.

Жук с Фурцевым расстегивают лямки наших ребризеров. Смеси в них практически нет.

– Что произошло, командир? – интересуется подробностями Миша.

– При обследовании внутренних помещений выпустили из кубрика большой пузырь воздуха. Этого хватило, чтобы нарушить хрупкое равновесие – траулер закувыркался вниз, – объясняю я.

– Повезло, что сами успели выскочить.

– Вы приготовили свежие аппараты?

– Да, вон они.

– Тащите!

Товарищи подают свежие аппараты.

– Какая забита смесь?

– Обычная, – пожимает плечами Жук.

– Жора, надевай. А мне несите с глубоководной.

Фурцев бежит к разбитой площадке, где аккуратно разложена вся наша «снаряга».

– Зачем тебе глубоководная? – недоумевает Устюжанин.

– Есть у меня одна мрачная мыслишка…

На любые операции мы возим с собой приличный запас расходных материалов: десяток кислородных датчиков и клапанов для ребризеров, которые имеют привычку выходить из строя, сменные патроны химпоглотителя, различные дыхательные смеси, аргон для поддува костюмов. Кроме того, в наших сумках всегда можно отыскать запасную поисково-навигационную панель, пару ножей и полнолицевых масок и, конечно же, несколько крепких герметичных фонарей с комплектами новеньких аккумуляторов.

Восполнив утраченное снаряжение, снова идем на глубину – порядком измотанные и сильно расстроенные итогами, в общем-то, несложной операции…

– Ротонда, я – Скат, – зову Михаила.

Тот, как всегда, на посту.

– Скат, я – Ротонда. Ваша глубина?

– Около восьмидесяти метров. Видим склон, приступаем к осмотру…

Мы парим над глубокой бороздой, оставленной корпусом траулера. Жора осматривает дно по левую сторону от следа, я – по правую.

Нас окутывает мрак, рассекаемый двумя лучами мощных фонарей. Абсолютная тишина добавляет трагических ноток в настроение, поэтому голос друга, внезапно раздавшийся в гарнитуре, скорее радует, чем огорчает.

– Что за мыслишка? – спрашивает он. – Ты обещал рассказать.

– Для начала пройдемся до отвесного склона.

– А потом?

– Потом пойду вниз.

– Думаешь, Панин там?

– Если не найдем его здесь, значит, он рванул к ползущему по склону судну и успел заскочить внутрь.

– Внутрь? Но зачем?!

– Нас с тобой спасать, Жора. Нас…

Некоторое время друг безмолвствует, и мы продолжаем обшаривать склон…

Мичмана Панина нигде нет.

– Скат, я Ротонда, – доносится далекий голос Жука.

– Ротонда, Скат на связи.

– Вы просили уточнить, до какого значения идет понижение глубины.

Да, все верно: оставив у края пропасти Георгия, я отправился вниз и на всякий случай попросил руководителя спуска узнать глубину этого проклятого провала.

– На старых картах он вообще не обозначен, – докладывает Миша. – Запросил наше управление, только что прислали ответ.

– Ну и? – поторапливаю подчиненного.

– Сказали, что критическая отметка находится на уровне пятисот метров, или что-то около этого. Более точных данных у них нет…

Ну, это как обычно. Строим Сколково, шарахаемся по орбите Земли и готовим экспедицию к Марсу, а глубину моря в паре тысяч километров от Москвы толком не знаем.

– Понял, Ротонда, спасибо…

Запас дыхательной смеси в ребризере Панина на исходе, и парень вот-вот увидит свет в пресловутом тоннеле. К тому же неизвестно, на какую глубину уволок его проклятый траулер – возможно, чудовищное давление глубины уже сделало свое черное дело. Но я искренне верю в чудо и поэтому иду вдоль склона, выдерживая максимально возможную скорость погружения.

Луч фонаря шарит влево-вправо, то и дело натыкаясь на свежие следы, оставленные в илистом дне беспорядочным падением судна. Иду точно по ним.

«Где же ты, чертов траулер? Ну, где?.. – точит сознание один и тот же вопрос. – Хоть бы ты снова зацепился лопастями винта за какой-нибудь скальный выступ и провисел некоторое время!..»