Пираты Ледового моря

Он вздохнул и снова свернул карту. Мы доедали птиц и обсуждали, как бы нам выведать, где же на самом деле остров Белоголового. Как глупо, сердилась я на себя: я уже однажды там побывала, а ничегошеньки не помню!

Я наелась до отвала.

– Ничего вкуснее не ела с тех пор, как… с тех пор, как ты последний раз жарил для меня морского попугая.

– Нужно было бы яйцо добавить, – сказал Фредерик, – но у меня ни одного нет. Без яйца вкус не тот.

– Вот отдохну и пойду поищу, может, найду гнездо китовой курицы, – пообещала я. – И принесу яйцо, раз тебе так больше нравится.

– Здесь нет китовых кур, – покачал головой Фредерик и принялся чистить кофейник метелкой, сделанной из маленьких прутиков.

– Как это?

– На острове Крайний нет китовых кур, – повторил Фредерик.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, и все. Последнюю подстрелили лет пятьдесят назад, это рассказал мне торговец птицами. Так что, если хочешь найти яйцо, придется идти далеко – к шхерам в открытом море.

Он насыпал кофе в кофейник и положил туда снег, при этом все время что-то бормотал себе под нос, словно разговаривал сам с собой.

– Хотя в эту пору в яйцах растут цыплята.

Я вскочила.

– В чем дело? – спросил Фредерик.

– Кажется, я кое-что поняла, – сказала я. – Покажи мне еще раз твою карту, пожалуйста.

– На что она тебе? – удивился Фредерик, но протянул мне карту.

– Я знаю, кто может показать мне, где остров Белоголового, – сказала я. – Скоро вернусь.

Тот, кто нашел меня на льду

Я вернулась к тому серому дому. Сначала немного постояла на противоположной стороне улицы и посмотрела, не видно ли сгорбленной фигуры Железной Анны. Может, она еще не пришла? Я поднялась по лестнице и постучала в дверь. Странно было делать это снова. Я ведь едва не начала считать этот дом своим.

Никто не открывал.

Тогда я спустилась по лестнице и пошла к сараю. Финские сани так и стояли, прислоненные к стене. «На таких санках, – подумала я, – можно быстро скользить по льду, словно гагарка».

Я приложила ухо к двери и услышала, как Эйнар что-то насвистывает и бормочет, будто подзывает кого-то. В ответ раздавалось злобное шипение.

Я открыла дверь. Эйнар, сидевший на корточках на полу, в испуге обернулся.

– Я подумал, это мама, – сказал он, вставая.

– Извини, не хотела пугать тебя.

Я вошла и закрыла за собой дверь.

– Чем занимаешься?

Эйнар вздохнул и покачал головой.

– Да вот птенец не желает выходить, – пожаловался он и кивнул в сторону горы старого хлама на полу: черпак, спутанные сети, старый ящик для рыбы и все такое.

– Целый день упрямится. Я же говорил, что тебя он лучше слушается.

Мы помолчали немного, стояли и смотрели на пол. Ну и, может, иногда друг на дружку.

– Почему ты вернулась? – спросил Эйнар.

– Потому что это был ты, – ответила я.

– Что?

– Это ведь ты нашел меня на льду.

Эйнар издал нечленораздельный звук, который должен был выразить удивление.

– Нет, не я, – буркнул он.

– Теперь понимаю, почему тебе так важно, чтобы мама не увидела цыпленка, – сказала я. – Она страшно рассердится, если узнает правду. Может, даже велит тебе от него избавиться.

Эйнар вздохнул, попытался возразить, но не смог.

– Потому что Железная Анна строго-настрого запретила тебе одному выходить в море, верно? А я тут недавно услышала кое-что о китовых курах, чего раньше не знала. Оказывается, они не водятся на этом острове.

– Ну, хорошо, – кивнул Эйнар, – это был я.

Он выглянул за дверь проверить, не вернулась ли домой Железная Анна.

Потом сел на пол и посмотрел на меня. Взгляд его был серьезен.

– Ты много болтаешь, вот что, – проворчал он. – Ты поселилась в нашем доме и ела наш суп, а потом заявила, что я не должен учить птенца работать и что сам обязан ловить себе селедку. А ты знаешь, что такое голодный год?

– Знаю.

Эйнар помолчал, посмотрел на старье, за которым прятался цыпленок.

– Китовая курица всегда найдет рыбу. Для них не бывает голодных лет.

– Может, и так.

Он снял амулет, который носил на шее, – тот, что получил от Железной Анны, когда погиб его отец.

– Мама велела мне носить его и никогда не забывать, что мой папа погиб из-за сельди, – сказал он.

– Из-за сельди?

– Да, – кивнул Эйнар. – Из-за сельди.

Он коснулся кулона – это был маленький рыболовный крючок, совсем как настоящий, потрогал указательным пальцем его острый кончик.

– Мне было тогда четыре года. От острова ушла вся рыба, всем семьям пришлось туго. Папа испугался. Если вы живете за счет рыбной ловли, а рыба вдруг пропадает, тут уж испугаешься. Раз за разом он вытягивал из моря лишь водоросли. Но однажды, когда я поплыл с ним снимать сети, в них оказалась одна селедка. Маленькая жалкая рыбешка. Папа страшно обрадовался, сказал, что эта рыба для меня. Только для меня. Но селедка извернулась и выскочила из сети. Папа потянулся, чтобы поймать ее, и упал за борт. Я был слишком мал, чтобы помочь ему. – Эйнар сглотнул. – Теперь моя мама хочет, чтобы я носил этот амулет как напоминание.