Пираты московских морей

Дюймовочка вошла в подъезд и нажала кнопку лифта. Пока кабина отщелкивала этажи, Галина приготовила ключи. Звонить в дверь она не собиралась. Будь что будет. Возьмет свою сберкнижку, кое-какие мелочи туалета — и до свидания. Разговаривать с Фризе она не будет: сожмет покрепче зубы, положит связку ключей на маленький столик в прихожей и легонько прикроет за собой дверь. Пускай не думает, что она на него рассердилась. Просто перегорело. Что уж тут сердиться?

В квартире была включена сигнализация. Красный огонек на пульте напоминал об этом. Когда Дюймовочка набирала номер телефона милиции, неожиданно для себя разволновалась. Но ответившая дежурная голос ее знала и вежливо сообщила, что квартира с охраны снята.

«Только бы не пришел Владимир Петрович, — подумала девушка. А сердце трепыхнулось и продиктовало совсем другое: — Вошел бы сейчас Володенька, обнял, побаюкал».

Но она откуда-то, непонятно откуда, знала: Фризе не придет. Неясное ощущение пустоты возникло в ней. Словно воздух был разряжен так, что оставалось только несколько глотков, чтобы остаться в живых.

Ей сделалось страшно.

Дюймовочка прошла в кухню. Здесь, как всегда, все блестело чистотой. И было теплее, человечнее. Галина подошла к столу, на котором стоял кофейный агрегат. Владимир готовил в нем кофе-эспрессо. Она прикоснулась ладонью к хромированной поверхности кофеварки: она была чуть-чуть теплая.

«Кофеек-то заваривал, — подумала она, светлея. — Без кофе Владимир Петрович ни шагу».

Столько в этой квартире с ней произошло хорошего! Здесь впервые Галину назвали Дюймовочкой. Она помнила, как Фризе сказал: «Ты моя Дюймовочка!» Она где-то уже читала, в каком-то романе, про главную героиню, которую звали Дюймовочкой. Но Владимир Петрович только скривил губы и сказал:

— А ты никогда не читала сказку про эту маленькую девочку?

— Ой! Недавно читала. Там Алиса подумала: «И еще я стала прямо Дюймовочкой какой-то!»

— Там дюймовочка с маленькой буквы, а ты у меня с большой! — И покачал головой.

Фризе не пришел.

Галина взяла из книжного шкафа сберкнижку и удивилась: книжка была толще, чем обычно. Вместо одной сберкнижки там были две. Вторая — новенькая. Раскрыв ее, Дюймовочка прочитала свои фамилию, имя и отчество, но сумма, вписанная в графу «поступления» выглядела нереально. Нули, нули, нули… И одна единица. Один миллион ЕВРО. Остальные графы были девственно-чисты.

Галина почувствовала, что ноги у нее стали совсем слабыми, а коленки задрожали. Она села прямо на гладкий, отлакированный пол.

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ

Шоссе сделало поворот влево и пошло под уклон. Вдалеке мелькнули золотые колокольни Сергиевой лавры и тут же исчезли из поля зрения, когда машина вновь пошла на подъем. Фризе считал, что ни один из переименованных советской властью городов не соответствовал настолько своему новому названию, как Загорск. Въехал на гору — и вот он, Загорск, открывается перед твоим взором. И кто помнил, что назван он так в честь одного из секретарей московского партийного комитета, погибшего в самые первые революционные годы? Разве что туристы, случайно заглянувшие в небольшой сквер, где установлен памятник Владимиру Михайловичу Загорскому. Да и настоящая фамилия у Владимира Михайловича вовсе не Загорский, а Лубоцкий. Но вот новое имя города, начавшее после переименования самостоятельную жизнь, как нельзя лучше подходило к нему.

Но Фризе грело исконное название — Сергиев Посад. Произнесешь его — и непременно отзовется в душе сама мать История. Сергий Радонежский прежде всего. И художник Нестеров с его «Видением отроку Варфоломею». Или вспомнятся стихи, никакого отношения к Сергиеву Посаду не имеющие, но такие певучие:

Город чудный, город славный,
Ты вобрал в свои концы,
И посады, и деревни,
И лачуги, и дворцы.

Сыщик мчался в лавру, где ему была назначена встреча с Патриархом всея Руси.

Финансовые формальности были улажены. Самая главная бумага — генеральная доверенность — или авизо? — Фризе так и не разобрался в нюансах — была подписана председателем Сбербанка. Вчера в его огромном кабинете Владимир испытал непонятный дискомфорт. И дело-то было проще пареной репы: поставить завитушку на документе, удостоверяющем открытие Особого целевого счета и переводе на него принадлежащих Фризе средств. Право распоряжения этими средствами — до последнего евро — даритель предоставлял Церкви.

Массивная авторучка хозяина кабинета — Владимиру показалось, что она сработана из чистого золота, — лежала на красноватой столешнице необъятного письменного стола. Ожидая, когда же председатель подпишет документ, Фризе пытался подсчитать количество годовых колец на ней, но все время сбивался со счету.

«Небось изготовили из какого-нибудь баобаба, — с уважением подумал сыщик про стол. — Стоит не меньше, чем загородный коттедж».