Пираты московских морей

— Ох, немало, Ваше Святейшество. А я оказался слабаком. Вот наш ученый Григорий Перельман… Решил гипотезу Пуанкаре… И сразу решил проблему денежной премии в миллион долларов…

— В шестьсот шестьдесят шесть тысяч фунтов стерлингов, — уточнил Патриарх, показав, что он знает историю гениального ученого.

— Вы намекаете на «число зверя»?

— Ну что вы, Владимир Петрович! Цифры, это только цифры. Сколько их не складывай, ни умножай, их все равно будет только девять. Страшен сам зверь, а не его мифическое число. Страшно число зверей, которые гуляют по нашей земле.

Интересно, он не родственник Перельмана, автора старого учебника математики? Я по нему в школе учился.

Молодец, Григорий. А какая гордыня!

Собираясь к Патриарху, Фризе намеревался рассказать ему о том, что не такой уж он бессребреник. Что не раз тревожила его, казавшаяся разумной — и, главное, рациональной — мысль: ну, зачем мне лишние хлопоты? Отдам деньги на благое дело, помогу сирым и убогим и взамен получу душевное спокойствие.

«А ну, как Святейший и меня обвинит в гордыне?» — затревожился Фризе. О гордыне Перельмана у него даже мысли не возникало. Он разделял мнение одного из участников обсуждения в Интернете: «Отказался от денег по-тихому, без помпы…»

Патриарх, словно, прочитал его мысли.

— Не вините себя, Владимир Петрович. Ибо само чувство вины способно привести лишь к унынию. А это грех. Случается и так, что наши слабости оборачиваются нашей силой. Повторяю, Церковь примет ваш дар с благодарностью. Всякое даяние, есть благо, а ваш поступок не просто даяние, а деяние.

— Мне показалось, что самым правильным будет передать средства Церкви, — тихо произнес Владимир. — Я не верю ни правительству, ни Думе. Не верю никаким общественным фондам. А тут еще этот кризис…

Патриарх долго молчал, и Фризе показалось, что по его лицу пробежало легкое облачко неудовольствия. Владимир даже пожалел, что не смог удержаться и нелицеприятно отозвался о власти. Ведь церковные иерархи столько раз демонстрировали ей свою полную лояльность.

— Кризис, кризис, — наконец нарушил молчание собеседник. — Да поможет Господь нам справиться с этим испытанием. Только не забывайте, Владимир Петрович, что кризис — результат человеческой греховности. Сегодня один ложный идеал подменяется другим. Тоже ложным. Если материальное созидание и стяжание земных благ станут единственной заботой людей, они потеряют Бога. И самих себя потеряют.

Несколько минут они в полном молчании пили почти остывший чай. Хозяин даже не положил в чашку ни кусочка сахара. А Фризе не утерпел, взял из вазочки крошечную коврижку. Ему интересно было узнать, какой же сдобой потчуют Владыку. Коврижка оказалась самой обыкновенной, мятной. Но очень вкусной.

— Вот вам, Владимир Петрович, мое напутствие, — сочувственно, и даже с каким-то глубоко запрятанным удивлением, поглядывая на Фризе, сказал Святейший. — Поступок ваш исполнен истинного благородства. Я чувствую, что в душе вы глубоко верующий человек. Но что-то мешает полному воцерковлению. Может, боитесь за свою свободу? Или ваша стеснительность виновата? Боязнь осенить себя крестным знамением и приложиться к иконе прилюдно? Господь с вами. Invito beneficium non datur[17].

— Полностью согласен с Вашим Святейшеством. Боюсь показаться неискренним. Простите, но теперь религия стала модной. Вот я и приношу молитвы Богу в душе. Со всей верой и искренностью.

По укоризненному взгляду Святейшего Владимир понял, что Патриарх не одобряет его признания:

— К Господу ведут многие дороги. Несть им числа. И даже если кто пришел к Нему, поддавшись моде, Господь приимет того и обласкает.

Патриарх тяжело поднялся с кресла и вышел из-за столика. Фризе тоже встал, не зная, как поступить: попрощаться или подождать, когда Святейший отпустит его.

— И о наших суетных делах… Беседа укрепила меня в том, что вы, Владимир Петрович, способны взять под опеку вами же дарованные Церкви средства. Мы подберем вам опытных помощников. Как это сейчас говорят, — Святейший секунду помедлил, и глаза его весело блеснули, — менеджеров подберем, менеджеров. Крепких руководителей. Они и будут строить дома призрения для неимущих, работные дома, как говорили в старину. И детские дома для беспризорников следует строить. И тюрьмы. Да-да, и тюрьмы тоже. Они создадут человеческие условия узникам, потому что скотское содержание вызывает непомерное озлобление и удваивает угрозу. Проявляя заботу об узниках, общество выкажет свою дальновидность. Вам надо будет только следить за тем, чтобы каждая копейка пошла на пользу. Помните, что писал когда-то поэт?

Каменщик, каменщик
В фартуке белом,
Что ты там строишь, кому?
Эй! Не мешай нам,
Мы заняты делом,
Строим мы, строим тюрьму…

Каменщик, каменщик… — подхватил Фризе, —

Кто же в ней будет рыдать,
Видно не ты и не брат твой богатый.
Незачем вам воровать.