Сыщик даже не удивился такому вопросу. Года полтора тому назад Дюймовочка сушила крошечные кубики круглого черного хлеба и употребляла вместо леденцов. Считала, что от леденцов она толстеет. Фризе тоже пристрастился к сухарикам и носил их в кармане пиджака. Дюймовочка давно «сделала ему ручкой», пиджак, в котором он носил сухарики, помогающие, как он считал, сосредоточиться, пылился невостребованным в шкафу. Но сейчас Владимир машинально сунул руку в пустой карман. И тут же выдернул:
— Да, зачем вам черный хлебушко? Вы же сами себя называли фантомом! Бесплотным духом!
— Ну… — смутился мужик. — Интересно посмотреть.
Их глаза встретились. Сыщик понял, что здесь он больше никому не интересен. Сделал дело — гуляй смело. Фризе охватило радостное предчувствие того, что теперь никакие потусторонние силы — даже с помощью Большого адронного коллайдера — не будут беспокоить его ни днем ни ночью и ставить фантастические задачи. Но к радости примешивалось и легкое чувство сожаления. Как будто тебя вычеркнули из списка имеющих допуск к чему-то очень важному.
Фризе вдруг рассердился — они уже несколько минут занимаются пустой болтологией, а о ГЛАВНОМ собеседник даже не обмолвился! Не только не сказал спасибо, но даже не намекнул о результатах его стараний!
— А почему это вы ни гугу о Гарденском? Так боялись, что плохой парень, которого он сыграет, попадет в ваше уважаемое общество, в ваш «профсоюз», и будет строить там бяки-закаяки? Почему же теперь молчите в тряпочку? Я что, зря старался?
— Не очень-то ты и старался, — усмехнулся собеседник. — Все у тебя как-то само собой сложилось. Помнишь Соллогуба: «Русские не делают, с ними все само делается?»
— Стыдно!
— Ну, спас ты «банкетоход» с банкирами, признаю. Да ведь они все первой статьи коррупционеры! А героя-любовника убили. Он нам теперь по всем статьям не нужен: ни живой, ни мертвый. Из-за полного отсутствия ауры. Одно слово — жмурик.
— Жмурик! Из-за отсутствия ауры! Надо же! Как все просто! — заорал Фризе. — Да вы мне жизнь испортили, подглядывая из ящика, да вешая лапшу на уши. Большой адронный коллайдер, параллельные миры! Скоморохи! Устроили розыгрыш! От меня все девушки ушли! Ваши проделки?
Собеседник показал указательным пальцем вверх. В небо или что там у них голубело вместо неба? А потом прижал этот палец к губам.
— Не так громко, Володя, не так громко. У нас тут свои трудности. Вселенского масштаба.
— А наследство? Заводы, газеты, пароходы? Публичные дома? Миллиард в евро? Или это не мое наследство? Коммандера Бонда? Сволочи, все сволочи! Если б я хотел…
— Ну что тебе это наследство? Не надо быть жадным! Было — и нет! Знаешь: вкушая вкусив мало меда и се Аз, умираю. Так, кажется? Или много меда? Не помню.
А на реке, как по заказу, из зарослей тростника вдруг выплыл утлый челн. Коммандер Бонд старательно греб к месту, где пререкались Фризе и давешний телевизионный гость. Наверное, на такой тихой речке, как Лета, по регламенту не полагалось громко выражать свои чувства.
Коммандер в своей парадной форме выглядел безукоризненно. Картину нарушала только труба, наподобие клаксона от старинного «роллс-ройса», которую Джеймс Бонд сжимал в зубах, как пенковую трубку. Время от времени он надувал щеки и дудел. Наверное, призывал к тишине и спокойствию. Вот только Фризе не мог никак определить, на кого похож сегодня коммандер: на Броснона или на Тимати Далтона?
— Да пошли вы со своими трудностями! — без всякого пиетета к почитаемым артистам выругался сыщик.
Он быстро разделся.
— Ну, я вам покажу! Я так не оставлю! Вам рай адом покажется! Никакой Данте слов для вас не найдет. Профсоюз усопших актеришек! Тоже мне, жмурики!
Тут он, конечно, погорячился. И Броснон, и Далтон спокойно здравствовали.
Потом Фризе вошел в реку — дно было вязкое, прилипчивое — и поплыл к другому берегу.
А Бонд продолжал упрямо дудеть, призывая его остановиться, и Фризе подумал: «Ну что за дела! Как маленький мальчик, получивший в подарок игрушку!»
— Володя, Володя, — крикнул человек на противоположном берегу, — я пошутил! Твои, твои пароходы! И эти самые, забыл, черт, название… Газеты! Твои газеты! И все остальное твое! Тугрики твои! Твои…
Но Фризе ничего не слышал — вода вокруг бурлила, плескалась.
Толстяк сокрушенно развел руками и пропал.
Навсегда?
ПИСЬМО ДЮЙМОВОЧКИ
«Здравствуй, мамочка! Долго не писала, совсем замыркалась. Но по переводам ты, наверное, поняла — жива-здорова твоя дочка. Чего и тебе желаю. Сейчас я скажу тебе такое, ты только не волнуйся, — институт я закончила, но с работы ушла. Надоела мне вся эта мелкота и дохляки. По первости стала пить вино. Но от водяры у меня по утрам так голова болит… Как-то мы с дядей Коневым засиделись у него допоздна, ну и… Короче, случилось трали-вали. Ну, так он же мне не родной? Троюродный? Ты сама говорила. Но это только раз, под рюмочку. Больше ни-ни.