– Денег у них не было, – быстро сказал лейтенант. – Всё пропили.
– Личные вещи вернуть! – распорядился полковник Зартайский с брезгливой миной.
На вокзал офицеров привезли под конвоем из трёх автоматчиков. Словно уголовников-рецидивистов. Мрачные офицеры вошли в вагон, и поезд почти сразу тронулся.
Стуколин под причитания пожилой проводницы высунулся из вагона и проорал, потрясая окровавленным кулаком:
– Я ещё вернусь, суки! Я вам, тварям, ещё задам!
– Всё! Всё! Успокойся! – прикрикнул на него Громов.
Стуколин, как ни странно, послушался. Сплюнул на пол и утёр рукавом раскрасневшееся лицо.
– И всё-таки они суки, – произнёс он уже тихо, но непоколебимо. – Твари продажные. Мы за них, а они нас…
– Надоело, – сказал Громов. – Все твои вопли мне надоели.
Стуколин понурился. Не так, совсем не так представлялась ему эта поездка в Москву. Офицеры прошли в купе. На этот раз четвёртое место оказалось занято. На диване сидел полный и лысоватый человек в очках, рядом с ним лежала гитара в чехле. Он с понятным удивлением и даже озабоченностью воззрился на опухших и побитых офицеров, но те быстро привели себя в порядок и чинно расселись пить чай.
– Давайте познакомимся? – предложил Стуколин, обращаясь к новому попутчику.
– Давайте, – согласился тот. – Меня зовут Михаил.
– А кто вы по профессии? – с любопытством спросил Стуколин.
– Я – автор, – сообщил Михаил со смущённой улыбкой. – Профессиональный автор. Пишу песни, пою их перед публикой. Тем и живу.
– А нам споёте?
– Мне не хотелось бы… – Михаил ещё более смутился. – Поздно, да и надо ли?
– Надо! – заявил Стуколин. – Хотя бы одну, – добавил он просительно.
– Одну исполню, – согласился Михаил.
Он расчехлил гитару, перебрал струны, чуть-чуть подстроил.
– Что вам спеть?
– А что вы обычно поёте? – спросил вежливый Громов.
– У меня много самых разных… произведений. Какая тема вам ближе всего?
– Про пилотов что-нибудь есть? – снова встрял Стуколин. – Об истребителях? О войне?
– Об истребителях? – Михаил покачал головой. – Об этом у меня ничего нет. О войне? Пожалуй, спою о войне.
Он ещё подстроил гитару и тихим ровным голосом запел:
Эти стихи, положенные на красивую грустную мелодию, действовали безотказно. Лукашевич вдруг почувствовал, как у него увлажнились глаза. Он поспешно наклонил голову, чтобы никто, не дай Бог, не увидел его слёз.
«Вот тоже казус, – подумал он. – Плачущий герой».
–
– Рад, что вам понравилось, – сказал Михаил, зачехляя инструмент. – А теперь, если позволите, я откланяюсь.
– Да, пожалуйста, – ответил за всех Громов.
Майор снова смотрел в окно, и Лукашевич подумал, что, может быть, его непреклонный и отчаянно смелый командир, от которого не услышишь и слова жалобы, тоже не хочет, чтобы кто-нибудь увидел горе и слёзы на его лице.
Михаил встал, забросил гитару на багажную полку, после чего принялся готовить себе постель, а трое офицеров из далёкой отсюда воинской части 461-13"бис", пираты неба, молча слушали перестук колёс поезда, идущего по огромной заснеженной стране – поезда, идущего с востока на запад…