Пираты. Рассказы о знаменитых разбойниках

Понедельник, 14-е. Пираты появились снова и, как обычно, пришвартовались к своему призу. Проплывая мимо нашего островка, они громко потешались над нами, и терпеть это было совершенно невыносимо. Они смотрели на нас так, будто это мы, а не они совершили гнусное преступление и нас еще недостаточно наказали. Они улюлюкали и кричали мне: «Капитан, капитан!», сопровождая свои слова неприличными жестами, описанием которых я не хочу пачкать эти страницы. И я не слышал, чтобы кто-нибудь попытался положить конец этому издевательству; впрочем, трудно было ожидать, чтобы у этих бандитов имелось хоть какое-нибудь понятие о субординации. Они подчинялись старшим только тогда, когда преследовали свою добычу, да и то не всегда. Мое возмущение этими бесчинствами было так велико, что я поклялся отомстить, если появится такая возможность. Не чувствовать негодования от такого обращения и не выражать его было выше моих сил. Вскоре после этого к нам подошел Болидар с пятью хорошо вооруженными матросами. Сам он имел при себе мушкетон, абордажную сабля, нож и пару пистолетов. Но с какой целью он пришел? Он взял меня за руку и сказал: «Капитан, мне с тобой говорить, ты ступай сюда». Я повиновался, и, когда мы оказались на некотором расстоянии от других пленников (а его люди следовали за нами), он сказал: «Капитан меня послать за твой «уош» (wash – искаженное watch – часы, звучит по-английски как «одежда для стирки». – Пер.). Я притворился, что не понял его, и ответил: «У меня нет ни одежды, ни мыла для стирки, вы сами все забрали». Часы были при мне, и я надеялся, что их не найдут. Он повторил свое требование, и я ответил: «Мне нечего стирать». Это его разозлило, и, подняв мушкетон, он заорал: «Как, черт возьми, ты называешь то, что делает время? Отдай его мне». Я понял, что притворяться дальше непонятливым глупо, и уступил его наглому требованию. Уходя, он сунул мне небольшой сверток, в котором была пара льняных занавесок, посланных мне Никола, и «Семейный молитвенник» преподобного мистера Брукса. Это стало большим утешением для меня. Вскоре после этого Болидар вернулся с капитаном, у которого рука была на перевязи. Тем не менее он навесил на себя столько оружия, сколько ему позволяло его хилое сложение. Он обратился ко мне (через переводчика, тоже пленника) и сказал, что «в походе он наткнулся на двух испанских каперов, которых побил, но потерял троих матросов убитыми, а сам получил ранение в руку». Болидар, повернувшись ко мне, сказал: «Все он врет, черт его подери!» – и это оказалось чистой правдой, ибо никакой раны у него не было. Когда я увидел его снова, а это случилось вскоре после нашего разговора, он забыл надеть свою перевязь. Он сказал мне: «Послезавтра ты выйдешь в море на своем судне, а мы будем сопровождать тебя до Тринидада». Это пробудило во мне новые надежды, но почему, я не могу сказать. Затем они покинули нас, не оказав никакой помощи. В эту ночь нам удалось немного поспать.

Вторник, 15-е. Слова «иди послезавтра» использовались испанцами в том смысле, что счастливое завтра никогда не наступит, а каким оно было, мы скоро увидим.

В пятницу, 18-го, мы проснулись, надеясь вскоре обрести свободу. Пираты были заняты подгонкой такелажа и т. п. Мое состояние напоминало состояние голодного человека, которого приковали в одном углу комнаты, а в другом углу поставили стол с изысканной пищей и фруктами, запах которых он непрерывно ощущает, но увы! Он не может осла бить цепи, чтобы подойти и все это попробовать. В тот самый момент пираты были заняты тем, что с большим мастерством рубили топорами мачты, и я видел, как они рухнули в море! С ними рухнули и все мои надежды. Я подумал о своей судьбе и вспомнил о доме. Наши товарищи по несчастью, испанские моряки, так сильно расстроились и испугались, что стали уговаривать нас спрятаться в мангровых зарослях, полагая, что теперь уж нас точно предадут смерти или, что еще хуже, заставят стать пиратами на борту «Мексиканца». И вправду, нам казалось, что выбора у нас нет. Однако мы весь день не спускали с пиратов глаз, а ночью выставили «якорную вахту», как мы ее назвали, которая должна была заранее обнаружить прибытие их лодок и сообщить нам об этом, чтобы мы успели спрятаться. И хотя нам угрожал голод, мы решили, что лучше умереть медленной смертью, чем мгновенной. Эта ночь прошла в тревоге. На первую вахту заступил я.