Пирог из горького миндаля

– Конечно, нет. Один его бросил, второй сбежал. К тому же они его не устраивали. Некондиционные дети, понимаешь? А тут шанс все исправить. Переиграть заново, уже с годным внуком. Мне вот интересно, как Прохор видел себе совместное будущее с тем, кого он выбрал…

Илюшин задумался.

– А мне интересно, кто убил Пашку Варнавина, – грубовато сказал Бабкин. – Макар, давай работать.

– Угу.

– Что – угу?

– Я думаю.

– Ты фантазируешь. – Бабкин встал и тряхнул Макара за плечи. – Давай, соберись! Нарисуй своих кракозябр, приглядись, почитай знаки на кофейной гуще… Ну, давай!

– Устал я, Серега, – сказал Макар, и Бабкин опешил. – Пора менять профессию.

Несколько секунд Сергей не сводил с него пристального взгляда, пытаясь понять, не издевается ли над ним Илюшин.

– Спятил, что ли?

Илюшин молчал.

– Макар, ты чего?

– Теряю хватку, – наконец нехотя сказал Илюшин. – Первая ступень по лестнице вниз.

– Какая еще ступень? Слушай, хорош бредить. Давай я тебе кофе сварю. Выпьешь и подумаем, что мы упустили.

Но на предложение выпить кофе Илюшин, кажется, первый раз за все время, что они были знакомы, ответил молчаливым отказом.

– И кофе не хочешь? – поразился Бабкин. – Ты здоров вообще, нет? Говорят, вирус с начала осени ходит…

– Я придумал историю, – сказал Илюшин, положив на ладонь кубик Рубика и глядя сквозь него. – Она меня увлекла. Так сильно увлекла, что за облаком фантазий я не заметил фактов.

– Факты говорили в пользу нашей версии!

– Они ее не опровергали. И то лишь до того момента, пока нам не попался под ноги самый основательный факт. Об него-то мы и споткнулись.

– Ну, споткнулись, – согласился Бабкин. – Первый раз, что ли? Встали, отряхнулись, пошли дальше.

– Вот именно. Далеко не в первый. Я не должен допускать таких ошибок, Серега. Но их все больше и больше. – Он поднялся и взглянул на Бабкина сверху вниз. – А ведь я был так поглощен этим делом… Ты сам видел, дружище. И что из этого получилось? – Он бросил кубик Бабкину и закончил: – Ничего.

Макар вышел, а Сергей остался в комнате, растерянный, недоумевающий, с головоломкой в руках. Она не была собрана по цветам. Илюшин первый раз не сложил ее.

– Что ж такое, – сердито сказал Бабкин, потому что нужно было что-то сказать. Демарш Макара выбил его из равновесия. Сергей не понимал, что делать с захандрившим Илюшиным, он вообще не представлял, что Илюшин и хандра совместимы друг с другом. Для хандры нужно относиться к себе всерьез. Легкий насмешливый Макар ничего не принимал всерьез, и в первую очередь самого себя.

Сергей покрутил головоломку в руках. Сдвинул одну грань, другую. Вспомнил, как Илюшин рассказывал, что рекорд по скоростному собиранию кубика Рубика составляет чуть меньше пяти секунд. Бабкин тогда еще поправил: минут. Макар сочувственно посмотрел на него и повторил: секунд, Серега, секунд.

– Пять секунд… – пробормотал Сергей, пыхтя над кубиком. – Совсем очумели.

Через десять минут он сдался и отложил проклятое детище венгерского изобретателя на стол. Но головоломка вывела его из себя. И заодно Бабкин разозлился на Макара.

Значит, Илюшин научился собирать кубик Рубика, взялся за головоломку посложнее, не преуспел и разочаровался во всем сразу. «Удобно, черт возьми! – сердито думал Бабкин. – Можно с трагическим видом сообщить, что ты ни на что не способен, и уйти в туман. А с делом Тишко кто будет разбираться?»

Желая высказать все накопившееся Макару и призвать его к порядку и благоразумию, Сергей обошел дом, но Илюшина не обнаружил. «Пес с тобой!» – в сердцах сказал он и вернулся в комнату.

Некоторое время Бабкин стоял перед столом с бумагами, чувствуя неприятную растерянность и не понимая ее причин. «Ну же! Берись за дело!»

И тут он сообразил. Финальный этап расследования всегда оставался за Макаром. Илюшин делал больше, чем фокусник, вытаскивающий из шляпы кролика перед ошеломленными детьми. Он упорядочивал хаос. По мановению его волшебной палочки факты выстраивались в логические цепочки, цепочки – в события, события – в реконструкцию преступления. Он приходил к парадоксальным выводам, и выводы эти оказывались верны.

Сергей всегда после его спектакля чувствовал себя ошеломленным, словно на его глазах фокусник вместо кролика вытащил из шляпы за уши Дэвида Копперфильда.

И вот представления не будет. Фокусник разочаровался в ремесле.

«Вовремя», – крякнул Бабкин.

Значит, придется разбираться во всем самому. Сам себе фокусник, сам себе шляпа, сам себе кролик.

Сергей перелистал материалы дела.

Сел в кресло, держа в ладони головоломку.

Положил ее на видное место.

Убрал ее с видного места.

Взял лист с илюшинскими закорючками и некоторое время рассматривал его, пытаясь увидеть за двухмерными рисунками объемную картинку.

Отложил лист.

Походил по комнате, подражая Макару, который вечно выводил его своим мельтешением.

Утомился сам от себя и раздраженно плюхнулся обратно в кресло. Под ним скрипнуло и пугливо хрустнуло.

«Давай еще мебель сломаем!» – разозлился Бабкин. Это все Илюшин виноват!

«Говорил ему: не надо, не берись! Послушался он меня? Как же! Вот пусть страдает теперь».