Далее последовала моя безобразная истерика, которую я не желаю описывать, чтобы не сохранять в памяти этот позорный эпизод.
Когда я умылась, а также окончательно продышалась и просморкалась, доктор сказал:
«Говорил уже, что война больше всего бьет по душе. Хотя когда я это говорил? Год уже минул, а кажется, будто клятая вечность. Столько ребят прошло через эти руки. – Он вытянул перед собой ладони, неожиданно музыкальные для такого грузного мужчины. – И даже тех, кого я залатал кое‑как, исцелить мне не под силу. Они в душе разорваны на части, покалечены в самых недрах сознания, мне туда не залезть ни иглой, ни скальпелем. Может быть, потом, когда вновь настанет мирное время – а оно всегда настает, тут поверим истории, – те парни еще не разрушатся до основания и смогут обратиться к врачам, которые укрепят их струны…»
«А что, если укрепить их заранее? До того как их “струны” перетянутся», – вдруг спросила я. Мысль вылетела изо рта еще до того, как я успела сформулировать ее как следует.
«Ох, Душечка, – грустно усмехнулся пан Э., – до такого медицина еще не дошла. Это вопрос скорее религии и философии. Веры и убеждений. Но пока не науки, нет. Но хватит об этом! Сейчас мы с тобой для укрепления нервной системы чаю попьем, у меня чутка сахарку осталось, – и за работу! Нас люди ждут, живые».
Возможно, он действительно в этом не сведущ. А может быть, и отмахнулся от любопытной девицы, у которой из образования за плечами одни сестринские курсы.
Я записала эту идею, чтобы ее не забыть. Но что‑то мне подсказывает, что она и так меня не покинет.
13 декабря 1915 г.
Завела новую тетрадь для записи наблюдений за восстанавливающимися больными, в вагон к которым меня направил доктор. Он сказал, это пойдет мне на пользу. Как же он прав! Но не в плоскости оптимизма, который может внушать вид выздоравливающих, а наблюдения за симптомами синдрома «перетянутых струн», как я его пока про себя называю. Я расчертила таблицы, в которые буду вписывать внешние повреждения, срок болезни и признаки душевной травмы: нарушение сна, кошмары, тремор, обмороки, слуховые и зрительные галлюцинации, приступы агрессии, направленной на себя и на других. Случаются и попытки самоубийства. Да, здесь не пронаблюдать за ними долго, но это уже заложит фундамент моего исследования.
12 ноября 1918 г.
Война окончена. Совсем не так, как мы того ждали.
16 января 1919 г.