Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры

– Теперь мы обе круглые сироты, – всхлипывала она, но на расспросы, что же случилось с ее мамой, только мотала кудрявой головой.

Я не стала настаивать. В конце концов, само ее теплое отношение для меня гораздо важнее, чем знание секретов. Пусть молчит, если так хочет. Пусть только верит мне хоть немного.

* * *

Мне неприятны наши вечера, как проводит их Дана. Раньше в них было хоть что‑то светлое – каждая встреча с духами заканчивалась тем, что они, успокоенные, покидали землю и отправлялись на Небо. Я так чувствовала. Только мама оставалась за моим плечом и шептала слова утешения мне на ухо. Теперь все иначе.

Теперь мы не начинаем, пока не очерчен меловой круг. Скрытый мир стал враждебней, злей, но только потому, что Дана искала силы. И сила приходила к ней. Я чувствую это, как будто Данута становится все больше, занимает больше места, вдыхает больше воздуха, чем остальные.

Она говорит, что духи могут исполнить любое желание, только если правильно угадать цену их помощи. И что больше всего они любят теплую кровь. Любят, чтобы кровь не давалась просто так, чтобы жертва сопровождалась болью, мучениями. Иначе она яйца выеденного не стоит. Остальные боятся ее и верят. Или только боятся. Никто не забыл, как она заставила сестру Беату упасть с лестницы.

Вот только я уверена – то не неприкаянные души, а настоящие демоны приходят по ее зову. Дане не нравится это слово, будто оно оскорбляет ее благие намерения, но ведь все это ложь, ложь!

Все, чего она хочет, все, о чем ее нечестивые молитвы, – это власть над людьми, способность сминать их пальцами, как хлебный мякиш. Внушать, заставлять. Для чего все это? Неужели это все потому, что ее (далее строка зачеркнута).

Я не верю, что остальным нужно то же самое. Просто они помнят, что может статься с теми, кто противостоит Дане, и не хотят оказаться в стане проигравших. Или им нравится думать, что они как‑то мстят миру вокруг.

Магда поет как ангел, пока мы танцуем, кружимся, дышим в такт, чтобы демоны обратили на нас внимание.

Густые струи черного тумана тянутся к Дане из пространства и оседают в груди, хоть внешне это незаметно. Опять я вижу то, чего нет.

Но если всего этого не существует, если все это только в моей больной голове, на внутренней стороне век, то в какой же омут затягивает меня с каждым звуком, с каждым ударом, с каждым вздохом, с каждым…

Я слышу стук – и тону.

Неужели я все‑таки схожу с ума? Тогда нужно бежать отсюда прочь. Страшно, что может статься со мной.

Помоги мне, мама! Помоги принять верное решение.

* * *