Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры

Ничего непристойного! Ну, то есть я знала, что однажды она должна вырасти, как у женщин, которых я знала, но только теперь заметила ее по-настоящему. Мне стало так стыдно смотреть на себя, но в то же время любопытно. Стало интересно – а как я выгляжу целиком? Я – новая или все та же старая плакса Кася, только с крохотной, едва заметной тенью под платьем?

И – вот невезение! – за этим меня и застала сестра Беата: у зеркала, с развязанным воротником, разглядывающую собственный вырез платья. Я увидела монахиню в отражении и отскочила подальше, но поздно. Она успела сделать выводы.

– Иди за мной, – сухо бросила сестра Беата.

Я послушалась.

В кабинете сестры очень пусто и плохо пахнет – будто жгли ветошь. Она оставила меня стоять у дверей, а сама принялась расхаживать из угла в угол, то протягивая руки к распятию, то потрясая ветхим псалтырем. Я почти не слышала, что она говорила. Я будто оглохла и только наблюдала, как открывается и закрывается маленький рот над массивным подбородком. Так странно, неприкаянные, что приходят ко мне, и совсем не открывают ртов, но говорят так много.

– Ты поняла меня, Монюшко?

– Да, сестра Беата.

Она прищурилась, и кожа на щеках натянулась, будто на барабанах.

– Мне не нравится твой взгляд. Как ты смеешь так смотреть?! Как ты смеешь!!

Я уже и не знала, что ответить, поэтому просто стала смотреть только на свои туфли. По паркету от моих ног ползли трещины, тонкие, как паутинка. Они становились все более явными, их вот-вот заметит монахиня. Что-то тогда будет? Мне было почти не страшно, даже когда трещины добрались до подола рясы сестры Беаты и пол начал осыпаться в черную пропасть прямо у ее башмаков. Почему она не падала вместе с ним?

– Отвечай мне, дитя, – вдруг властно сказала сестра Беата после долгого молчания. – Тебя уже коснулось проклятие Евы?

А я забыла, что это! Совсем! И теперь у меня целые две таблички: «Целомудрие» и «Набожность».

* * *

И все-таки смотрю на наши таблички и удивляюсь. Так странно, они не говорят о том, в чем мы провинились. Они кричат о том, каких добродетелей нам не хватает.

* * *

Данка такая храбрая! Обожаю ее!

Сегодня две девчонки годом старше хотели вызнать побольше и напроситься на наш вечер. Не знаю, как пронюхали, подслушали, наверное. Мы были с Даной, и тут она как выступит:

– Наш клуб вообще-то не для каждой встречной-поперечной. И уж точно не про вашу честь!

– Думаете, вы особенные? – оскорбилась девчонка.

– Да, думаем, – не сдавалась Данута. – Самые особенные.