Пирог с крапивой и золой

В глубине души она понимала, что все это лишь часть игры. Жутковатой, увлекательной, но все же игры. Тронь пальцем, зажги электрический свет — и тени сгинут, тайны истают за мгновенье. Останутся только свечные огарки и шесть девочек с глазами-плошками.

— Юлия, кто пришел к тебе за угощением?

— Это моя сестра. Старшая. Умерла от дифтерии.

— Эй, не рассказывай ей! — одернула ее Данута.

Но Юлии было все равно. Она никогда раньше не рассказывала о том, что у нее была старшая сестра.

— Она очень красивая, — нежно улыбнулась Кася. — У нее прекрасные глаза, только грустные. Она скучает по тебе и по родителям, хоть и находится в раю.

Юлия кивнула, но скованно, будто у нее в шее что-то заржавело.

— Ты хочешь у нее что-то спросить?

— Не знаю… Нет, хочу! Пусть скажет, когда я умру? Только честно!

Данута громко фыркнула.

— Духи, особенно любящие, не станут лгать, — прошептала Кася, вновь запрокидывая голову. Магда ощутила, как сильно она стискивает ее руку, отклоняясь назад всем телом, перетягивая вес круга на себя.

— Твоя сестра говорит, что ты проживешь долгую жизнь, полную удивительных приключений. У тебя будет большой дом за океаном, где ты покинешь этот мир в окружении внуков и правнуков…

— Ну все, хватит, — воскликнула Данута. — Что за цыганские штучки? Долгая жизнь и дом за океаном! Какая дешевка! — она вскочила на ноги, стряхивая с себя руки одноклассниц. — Ты же ничего толком не сказала! Обманщица ты, Кася! Была предательницей, а теперь и еще и лгунья!

Другие просили ее не ломать игру и вернуться в круг, но было поздно. Данута вышла из себя.

— Не желаем больше тебя видеть! Ни ходить с тобой, ни есть за одним столом! И гулять в сад не суйся, когда мы там! Я сама тебе косы повыдеру!

За ее угрозами никто не услышал, как скрипнули ногти по обратной стороне стены. И раздался тихий дроб­ный стук.

— А кого позвала ты, Дана? — невозмутимо отозвалась Кася.

— Ты что, совсем глупая? Никого я не звала, ясно? Никого!

— Но ведь они пришли, — шепнула Кася и уронила голову набок, вперив немигающий взгляд в раскрасневшееся лицо Данки. — Все они пришли к тебе, Данута. Ты о них подумала, и этого было достаточно.

Данка сделала шаг назад, к окну. Одной рукой она задела расплескавшийся по письменному столу тюль, и тот потянул за собой оконную створку. Поток ледяного воздуха хлынул в дортуар. Свечи погасли почти в один миг, одна за другой.

— Хватит, Кася, не пугай!

— Ты о чем? — с вызовом спросила Дана. — Как можешь знать ты, мелкая врунья, о ком я думала?

Ногти по камню, опять и опять. Быстрее, Кася, ты знаешь ответ. Он уже в тебе, он правильный. Пусть испугается как следует, маленькая бессердечная стерва.

Круг распался окончательно. Касю швырнуло вперед, на четвереньки. Какие-то секунды все с ужасом наблюдали, как шевелятся ее лопатки, остро очерченные полуночным светом. Когда она подняла лицо, Магда ахнула и отшатнулась.

Из-под век Каси виднелись одни белки, края темных радужек мелко бегали под полукружьями ресниц. Данка отошла бы дальше, но дальше было некуда. Ее ноги в шерстяных чулках примерзли к полу.

Кася поползла вперед.

— Дана-Дана. Дана-Данута, — хрипло шептала Кася, опрокидывая свечки и поводя худыми плечами. — Как не знать мне о беде твоей, Дана? Они же все умерли. Все до единого, — ее горло издало то ли придушенный смешок, то ли всхлип. — Такие маленькие. Они здесь, Да-на, они любят тебя.

— Нет…

— Твои братишки и сестренки. Никто до крестин не дожил. А то и вовсе, — снова этот звук схваченного судорогой горла. — Комочком кровавым вышли сами — и сразу в землю, в землю.

— Прекрати!

Магда не могла заставить себя шевельнуться, хотя ее губы вздрагивали, готовые к паническому воплю.

Кася ужасала. Она медленно ползла к Дануте, переставляя неправильно вывернутые в локтях руки, путаясь в подоле ночной рубашки. Белки подернулись сеточкой сосудов, с нижней губы протянулась до пола нить густой слюны.

— Они передают привет твоей… маме. Ты же передашь ей, Дана? Чтобы она не плакала… Передашь?

Дана трясла головой, зажмурив глаза.

Ее боль была как перезревшее яблочко – мягкая гниль под глянцевой кожурой.

— Вот только об отце, — Кася уже стоит на коленях перед Данутой, карабкается выше, цепляясь за сжатые кулаки той, подбирается к шее. — О нем они не хотят говорить, — шепчет она ласково. — Просят только, чтобы ты больше не ходила с ним на скотобойню-то. Не надо…

— Не надо! — эхом откликнулась Данка. — Я не хочу больше, не могу!

Наконец Данке удалось вырваться, она с силой отшвырнула от себя Касю, метнулась к двери и выскочила в коридор.

— Данка, — это уже Юлия, верная кривоклювая птичка на спине аллигатора. — Я за ней.

Мария и Клара сидели, обнявшись, на одной из кроватей. Их тревожное объятье было таким крепким, что сложно было сказать, где заканчивалась одна и начиналась другая, и чей тонкий скулеж звучал, заглушая затихающие рыдания Дануты в коридоре.

Магда осторожно приблизилась к Касе и заглянула той в глаза. Она была без чувств, а губы еще блестели выступившей слюной.

— Кася, Кася, не умирай, — зачем-то запричитала Магдалена. — Не надо.