«Что же вы в ней находите?» — «Ха-ха-ха, он еще спрашивает!» — громко захохотал барон и продолжал уписывать за обе щеки, находясь, очевидно, в превосходном расположении духа. «Неужели вы в самом деле не чувствуете... молодой человек?» — спросила маркиза, ни на секунду не прекращая процесс пережевывания. «Вы не гурман,— изрек барон с оттенком вежливого сочувствия,— а я... Et moi, je ne suis pas gastronome, je suis gastrosophe![6]
» И, если только мне не показалось, по мере того, как барон произносил французскую тираду, он раздувался, словно пузырь, так что последнее словоВозвращаясь к тому, что Прекрасно...
Что за потешный новичок!
Совсем не смыслит он ни в чем!
Не то красиво, что искусно,
А то, что вкусно, вкусно, вкусно!
Теперь, надеюсь, понял ты —
Вкус! Вкус! Хороший вкус — вот признак красоты!»
«Браво! — закричала графиня, и маркиза вторила ей, обнажая десны в старческом смехе.— Браво! Cocasse! Charmant![9]
» — «Но мне кажется, что это... это не так...» — пробормотал я, и мой обалделый вид вряд ли соответствовал моему фрачному костюму. «Мы, аристократы,— маркиза, любезно наклонилась ко мне,— в узком кругу исповедуем абсолютную свободу поведения и в эти минуты, как вы может быть, слышали, употребляем даже иногда грубые выражения и бываем фривольными, а нередко и своеобразно вульгарными. Но не спешите падать в обморок! С нами надо свыкнуться!» — «Не такие уж мы страшные,— добавил барон покровительственно,— хотя нашу вульгарность труднее освоить, чем нашу изысканность!» — «Нет, нет, мы не страшные! — пропищала графиня.— Мы никого не едим живьем!» — «Никого не съедаем, за исключением...» — «Кроме!..» — «Fi donc[10], ха-ха-ха!» — Они буквально взорвались смехом и стали швырять вверх вышитые подушки. Графиня запела:Да, да,
Я вам клянусь:
Во всем необходим всегда Хороший тонкий вкус!
Чтоб раки были хороши, помучить нужно их слегка.
Чтоб накопил солидный жир — чуть-чуть подразним индюка. Вам губ моих известен вкус?
Но если — вот беда! —
У кого-то иной, чем у нас, вкус —
С тем не будем на «ты» никогда!
«Но, графиня...— прошептал я.— Горошек, морковка, сельдерей, кольраби».— «Цветная капуста!» — дополнил барон, подозрительно закашлявшись. «Вот именно! — сказал я в полном замешательстве.— Вот именно! Капуста!.. Капуста... пост... вегетарианские... овощи...» — «Ну, так как же - вкусная капуста? А? Xороша? А? Надеюсь, до вас
наконец, дошел вкус этой капусты ?»
Что за тон? Сколько в нем покровительственности, сколько едва заметного, но угрожающего барского раздражения! Я начал заикаться, я не знал, что ответить, да и что тут можно возразить? — а как подтвердить? — и тут (о, я бы никогда не поверил, что столь благородная, гуманная личность, брат поэта, сможет до такой степени дать почувствовать, что барская ласка капризна, как майская погода!) - и тут, развалившись в кресле и поглаживая свою
длинную ногу, унаследованную от княгини Пстрычиньской, он произнес тоном, который буквально уничтожил меня: