Рассохин стремился к полноте комплектования и, соответственно, к тому, чтобы выполнить любой заказ. Он просил издателей присылать по нескольку экземпляров новой изданной пьесы, за которые сразу выплачивал деньги225
. В результате он мог удовлетворить практически любой запрос. Известный актер П.Н. Орленев вспоминал, как в 1890 г., находясь в Минске, «достал роман Альфонса Додэ “Джек, современные нравы”. Узнал, что из него переделана пьеса, выписал ее из московской театральной библиотеки Рассохина и засел за работу над ролью Джека»226. Активно пользовались подобной формой получения пьес и многочисленные тогда кружки любителей театра, сами ставившие пьесы. Известный театровед Н.Д. Волков вспоминал, что для кружка любителей, созданного его отцом в Пензе в конце XIX в., «пьесы выписывались из московских театральных библиотек»227. В результате Рассохин успешно решил проблему распространения.Он сумел выдвинуться, упростив и укоротив связь между производителями (драматургами) и потребителями (театральными деятелями). Драматурги заключили с ним контракт, а потребителей он прельстил четким обеспечением их запросов.
В этом отношении его можно сравнить с И.Д. Сытиным, который выпускал лубочную литературу и из мелкого издателя стал одним из крупнейших, используя сеть офень-разносчиков. Сытин, подобно Рассохину, имел налаженные связи и с авторами (низовыми литераторами, работавшими на заказ)228
. Успех и Рассохина, и Сытина был определен тем, что они сумели эффективно посредничать между различными сферами.СОЦИАЛЬНОЕ ВООБРАЖЕНИЕ
В СОВЕТСКОЙ НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКЕ
1920-х ГОДОВ
229За последнее время в работах широкого круга зарубежных обществоведов и гуманитариев – историков, социологов, культурологов, религиоведов, исследователей литературы – обозначилась не слишком ясно очерченная тематическая область, получившая название «воображаемое»230
. Она охватывает всю совокупность проективных форм самоопределения индивидов и коллективов различного характера и масштаба. Специфика этой сферы (и сложности ее изучения) связаны с тем обстоятельством, что относящиеся к ней феномены выходят за рамки современности того или иного лица или общности и в этом смысле не содержат прямых императивов к действию, результаты которого обычно и фиксируются в тех или иных формах культурной записи как собственно «история», «исторический факт». Составляющие область воображаемого и сохраняющие в отношении «настоящего» ту или иную модальную (временную) дистанцию регионы памяти и воображения представляется адекватным трактовать как относительно самодостаточные данности, видя в них своего рода границы смыслового мира личности или общности. В отсылке к этим «пределам» конституируется идентичность субъектов и коллективов различной природы. В этом смысле сфера воображаемого «отвечает» не за ход или результаты деятельности, понимаемой обычно по образцу целевого действия расчетного типа, а за «образ действия» – замкнутую структурную целостность системы его субъектов: она содержит общие символические модели действия как формы личности в ее связи с другими, отложившиеся в культурных традициях и отшлифованные сознательной работой поколений матрицы субъективности в ее социальном существовании.Одним из способов фиксации работы и плодов воображения, своего рода лабораторией воображаемого является литература.