Писатель и балерина

– Да сдались кому эти Мальдивы! Скукотень! И все удовольствие проблемами акклиматизации ликвидируется. Вон Глашка слетала с бойфрендом своим, уж как понты кидала, ах, ох, меня мой Никки теплым морем побаловать решил. Ну и? Погрелась, теперь из соплей не вылезает. Так что ну их, эти курорты. Шмотки всякие или гаджеты – туда же. Ибо зачем барахло копить? Если вдруг, то мамуле только намекни, все будет. Ну или, если чего придумается эдакое, могу тебе позвонить. Но как-то…

– Может, бриллиантик? – предложил Марк, уже откровенно подшучивая.

– Фу-у-у-у! – Ксения аж сморщилась. – Я что, похожа на блондинку, у которой все мечты – о норковых шубках, бриллиантиках и «Мазератти»? Хотя вот от «Мазератти» я бы не отказалась… Не, ну не именно «Мазератти»… А?

– Ксения Марковна! – Он изобразил строгое лицо. – Кажется, вопрос о машине уже поднимался, обсуждался и был благополучно закрыт. Пока – нет. Нам с твоей мамой свое душевное спокойствие дороже. Уж больно статистика удручающая. Тебе что, на такси денег не хватает? У такси почему-то аварийность куда ниже…

Она потянула носом, подвигала губами, плечом:

– Да хватает, конечно. Это я так, пробный выстрел. По правде сказать, на такси даже удобнее кататься. И аварийность, это да, ниже. И вообще… Мало ли…

Марк погрозил пальцем:

– Что еще за «мало ли? Я не сторонник пуританской морали и не противник коктейлей, к примеру. Но меру все-таки знать нужно. Мне хочется надеяться, что у тебя на плечах голова, а не…

– Да ой, папуль, не начинай! Не напиваюсь, не колюсь, не нюхаю, по подворотням с кем попало не валяюсь. И не с кем попало тоже. Не занудствуй.

– Да я тоже так, пробный выстрел, – примирительно улыбнулся Марк. – Но все-таки. Надо же твою сессию как-то отметить. Отец я или не отец? – Он опять сурово сдвинул брови.

Ксения расхохоталась:

– Вот таким я тебя обожаю! А… Слушай, а чего далеко ходить? Пошли в кафешке какой-нибудь посидим? Вот и отметим. Или у тебя какие-то дела важные. – По ее лицу пробежала легкая, но заметная тень.

– Ну что ты! – Он даже руками замахал. – Строгих начальников у меня нет. Ну кроме твоей мамы. В офисе, как в кандалах, меня сидеть не заставляют. Какие у меня могут быть важные дела, когда единственная дочь приглашает меня в кафе? Да еще и по такому суперскому поводу! Или «суперский» теперь не говорят? Как еще можно сказать?

– Да говорят… – пожав плечом, задумчиво протянула Ксения, привыкшая к отцовским лингвистическим «изысканиям» и всегда готовая принять в них посильное участие. – Ну… какой еще может быть повод? Классный, обалденный, крутой, зачетный, клевый…

– Клевый?! – изумился Марк.

– А что такое? Чем тебе слово не нравится?

– Наоборот! Ты будешь смеяться, но так еще в мои студенческие годы говорили. И даже, насколько мне известно, раньше – в шестидесятые. Ничего не меняется на этом шарике…

– Ну история же по спирали развивается… О! Гляди, какое милое заведение! Будем дальше искать или пойдем тут водку пьянствовать и безобразия нарушать? – Ксения озорно стрельнула глазами.

Про «водку пьянствовать» – это, конечно, была фигура речи. Смешная такая фигура, добродушная и непритязательная. Когда они чокнулись традиционным шампанским и принялись за маленькие вкуснючие роллы, стараясь угадать, какой с чем, Ксения вдруг невнятно, продолжая жевать, спросила:

– Пап, а ты в курсе, что Ген-Ген за мамой ухлестывает?

Марк фыркнул:

– Да он всю жизнь за ней ухлестывает. Он вообще всю жизнь за всеми ухлестывает. А маму знает давно, вот и продолжает по инерции.

Ксения скептически хмыкнула:

– Как-то он, по-моему, очень всерьез… продолжает.

– Слушай, ребенок…

– Я не ребенок! – Она возмущенно сверкнула глазами.

– Ну ладно, ладно, слушай, не ребенок. Какая разница: ухлестывает не ухлестывает, всерьез не всерьез. Важно ведь только – нужно ли это маме.

Девушка нахмурилась, помотала головой, шмыгнула носом – очень по-детски – и упрямо добавила:

– Но как он… он же не… на двух стульях хочет усидеть… или специально… или… И еще смеет на что-то рассчитывать?

– Ох ты, боженьки ж мои, как все серьезно… «Специально», «он же не», «он же как», – передразнил Марк. – Не-не-не, я ничего, ты не ребенок, я уяснил. Вспомни поговорку: и кошка имеет право смотреть на короля. Ну и, в конце концов, что я-то в этой ситуации должен сделать? На дуэль вызвать? Как ты себе это представляешь? Тем более двадцать лет он за ней… ухлестывал, а теперь я вдруг должен всполошиться? Да мало ли что он там себе думает. Если мама за двадцать лет не удосужилась ответить ему взаимностью, вряд ли сейчас ей вздумается кидаться в Женькины объятия. Ну и, наконец, тебе не кажется, что обсуждать людей у них за спиной как-то… нехорошо? Спроси сама у матери, что она думает по поводу этих, как ты выражаешься, ухлестываний.

Когда такси, куда он усадил Ксению, подмигнув прощально габаритами, скрылось за поворотом, Марк облегченно вздохнул. Господи, ну сколько ж можно? Нет, он всех, конечно, любит – и Ксюшу, и Татьяну, и Полину, и даже Ген-Гена, – но почему всем от него что-то нужно?! Почему никто не поинтересуется – а тебе-то самому что нужно?