Писатель и самоубийство. Часть 1

Понятие «джентльмен» сформировалось в конце XVII века, когда Дэвид Локк заложил основы английского воспитания, которое должно было прививать молодому человеку четыре достоинства: добродетель, мудрость, хорошие манеры и ученость. Причем ученость следовало «легко носить и отнюдь ею не кичиться». Исчерпывающую дефиницию термина дает «Британская энциклопедия» 1856 года издания: «Из вежливости джентльменом именуют всякого, кто поднялся над низшим сословием, при условии, что этот человек достиг определенного уровня образования и утонченности… Для поведения джентльмена свойственны самоуважение и интеллектуальная рафинированность, проявляющаяся в свободной, но при этом деликатной манере».

С того самого момента, когда идеальными английскими качествами стали считаться самоуважение и рафинированность, Альбион превратился в «остров самоубийств», а леди и джентльмены, занимающиеся литературой, оказались в группе высокого суицидального риска. Столь строгие требования к себе и условиям жизни предполагают готовность прекратить собственное существование, если оно угрожает ЧСД. Самая английская из всех когда-либо произнесенных по-английски фраз принадлежит леди Мэри Уортли Монтегю, которая на смертном одре с глубоким, хоть и сдержанным удовлетворением произнесла: «It has all been very interesting».[27] Вот достойное завершение правильно прожитой жизни. Если же жизнь вдруг оказывалась «неправильной», в арсенале печальных, но нужных средств у джентльмена имелось самоубийство.

Смерть юного Чаттертона была в первую очередь вызвана тем, что ему, безродному и нищему плебею, возмечтавшему о джентльменском ремесле литератора, не удалось проникнуть в эту привилегированную касту. Хуже всего было то, что судьба поначалу обласкала талантливого юношу: его произведения стали появляться на страницах лондонских журналов. Чаттертон уже вообразил себя джентльменом, но тут начались цензурные гонения на прессу и печататься стало негде, а зарабатывать физическим трудом поэт теперь почитал ниже своего достоинства. Последние медяки он предпочел потратить не на хлеб, а на мышьяк.

«Неджентльменская» ситуация подтолкнула к добровольной смерти немало британских литераторов. Вот несколько наиболее впечатляющих примеров.

Поэт, драматург и публицист Джон Браун (1715–1766), соавтор великого Гаррика, сочинил для Екатерины Великой проект просвещения России. Императрице план понравился, и она пригласила Брауна в Петербург, выслав англичанину на расходы огромную сумму — тысячу фунтов. Однако Браун расхворался и выехать в Россию не смог. От бесчестья у него приключилось нервное расстройство, и он перерезал себе горло.

Поэт Чарльз Колтон (1780?-1832), автор множества крылатых выражений и афоризмов, застрелился по весьма странной причине: врачи сказали, что он должен подвергнуться хирургической операции. Колтон хорошенько подумал, взвесил все за и против и решил, что спокойнее будет наложить на себя руки. Дело в том, что в те времена операции проводились без наркоза и представляли собой настоящую пытку, которая к тому же частенько заканчивалась летальным исходом. Поэт не захотел визжать от боли под эскулаповым ножом. Своим поступком Колтон опроверг один из собственных афоризмов: «Тысячи людей совершили самоубийство от душевных мук, но никто еще не убивал себя из-за мук телесных».

Все три случая, описанные выше, невообразимы в современной Британии. Чаттертон, лишившись литературного заработка, подождал бы лучших времен, а пока поработал бы официантом или продавцом. Браун представил бы справку о болезни. Колтон, вероятно, нервничал бы из-за операции, но ему и в голову не пришло бы считать ее чем-то постыдным. В общем, все бы обошлось, все остались бы живы. Английский писатель стал другим.

Что же получается? В Британии и Большой Германии литературицидные времена в прошлом. В России, возможно, они тоже близятся к концу — вот только произойдет окончательное отделение литературы от государства, вот только завершатся аномические процессы, вот только станет «народ» чуть-чуть «поинтеллигентней», а «интеллигенция» немного «понародней». Существенно то, что в трех этих литературных регионах высокая частота писательских самоубийств имеет сугубо ситуационный характер и исторической константой считаться не может.

Однако есть великая литературная страна, в которой суицид стал органичной частью национальной психологии и культуры.

Самоубийство по-японски

Меня поражает, что смерть вызывает у

европейцев такой ужас. Единственное их

желание — жить. Они боятся не только говорить,

но даже думать о смерти. От этого вся

европейская культура однобока, она перекошена в

сторону жизни.

Томомацу Энтай. «Отношение японцев к смерти»