Читаем Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников полностью

Я помню эти антресолиВ дому, где в Вытегре я жил,Где, корчась на полу от боли,Под розгами не раз вопил,И, воздух ревом оглашая, —Ах, эта горяча лапша! —Нагими пятками сверкая,Такие делал антраша!Порою свяжут. РаспростертоНагое тело. Круто мне,И бьется сонная аорта,И весь горю я, как в огне.И как мне часто доставалсяДомашних исправлений ад!Для этого употреблялсяОбщедоступный аппарат,Пук розог. Быстро покрывалсяРубцами обнаженный зад.Спастись от этих жутких лупокНе удавалось мне никак.Что не считалось за проступок!И мать стегала за пустяк:Иль слово молвил слишком смело,Иль слишком долго прогулял,Иль вымыл пол не слишком бело,Или копейку потерял,Или замешкал с самоваром,Иль сахар позабыл подать,Иль подал самовар с угаром,Иль шарик хлебный начал мять,Или, мостков не вверясь дырам,Осенним мокрым вечеркомПо ученическим квартирамНе прогулялся босиком,Иль, на уроки отправляясь,Обуться рано поспешил,Или, с уроков возвращаясь,Штаны по лужам замочил,Иль что-нибудь неосторожноРазбил, запачкал, уронил, —Прощать, казалось, невозможно,За все я больно сечен был.Недолог был поток нотаций,И суд был строг и очень скор;Приговорив, без апелляций,Без проволочек, без кассацийИсполнит мама приговор:Сперва ручные аргументыПридется воспринять ушам,И звучные аплодисментыПо заднице и по щекам;Потом березовые плески;Длиннее прутья, чем аршин;Все гуще, ярче арабески,Краснеет зад, как апельсин.И уж достигла апогеяМеня терзающая боль,Но мама порет, не жалея,Мою пылающую голь.Бранит и шутит: — Любишь кашу?Ну что же, добрый аппетит.Вот, кровью кашицу подкрашу,Что, очень вкусно? Не претит?Ты, видно, к этой каше жаден.Ори, болван, ори стократ.Ишь, негодяй, как ты наряден! Смотри, какой аристократ!<26 октября 1899>* * *Есть для меня простых два слова,И с ними связан смысл двойной, —Слова «иди» или «готово»,Произносимые сестрой.Порой «готово» означает:— Вот полосканье для зубов. —Порою поркой угрожает, —Пук свежих розог уж готов.— Иди, пора уже обедать,Скорее, Федя, стынут щи. —Иди-ка розгачей отведать,Повоешь, Федька, не взыщи.Две клички мне даются розно:Коль Федя — ласковая речь;Коль Федькою покличет грозно,Так, значит, захотела сечь.Еще двум кличкам есть дорожкаЗа мой смиренный гардероб:Коль в доме мир, я — «босоножка»,А если ссора, — «босошлеп».24 августа 1900
Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное