Читаем Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников полностью

Для того, чтобы называть мои писания пьяным угаром и т. д., надо или знать, что я пьяница и неврастеник, что, кажется, неточно, или отождествлять меня с Логиным из «Тяжелых снов», что иные делают, но без видного, конечно, основания, и притом надо знать, что я пишу в пьяном виде, — но этого сведения А. Л. (Волынский. — М. П.) ниоткуда почерпнуть не мог. Извращенная чувственность — относится ли это к моей писательской душе или к человеческой личности? Если к писательской душе, то обратимся к писаниям и спросим, из чего это явствует. Я думаю — не из чего. В нескольких стихотворениях я, говоря в первом лице (что, впрочем, еще не предрешает вопроса о том, открываюсь ли я или проникаю в чужую душу), выражаю скорбь о порочности моей вообще; более точные определения ее у меня таковы: страстность, лень, злое и больное вожделение. Все это очень обще. <…> В романе извращенная чувственность играет весьма малую роль, да и то главным образом в виде настроений, внушенных Логину провинциальными сплетнями, настроений внешних и ни в какое действие не перешедших, чем и доказывается неопровержимо, что никаких инстинктов здесь нет. Стихи, которые приводит А. Л. в доказательство извращенной чувственности, поняты им произвольно и, очевидно, истолкованы им в виду соображений о тождестве Логина с его автором. <…> Вот мои основания к тому, чтобы думать, что в «Лит<ературных> заметках» перейдены законные пределы. Очень прошу Вас верить, что я нисколько не возражаю против чисто литературной стороны этой статьи: критика должна быть свободной от личных пристрастий, да я и не претендую на то, чтобы меня считали хорошим и определившимся писателем. Я лично не люблю резкого и несдержанного тона критики: мы, люди ищущие, ведь не изверги же какие-нибудь, чтобы стоило так сильно сердиться на нас и так ругаться, как делает это А. Л. и другие такие же грозные критики с Бурениным во главе. <…> Я уже писал Вам однажды, как и почему я ценю возможность печататься в Вашем журнале; прекращение отношения к «Сев<ерному> В<естнику>» меня весьма огорчило бы, и я, конечно, не сделаю к этому первых шагов. С истинным уважением Федор Тетерников[360].

В следующем письме к Гуревич от 6 декабря 1896 года Сологуб продолжал выговаривать свою обиду на Волынского:

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное