Писатель: Назад в СССР 2 (СИ)

Родительская коммуналка, конечно, никогда чужой не станет. Пусть даже в памяти. Это аксиома. Просто все проходит на этом свете. Да. На этом свете, под этим небом, то бездонно синим, то облачным, то темно-звездным…

И вот тут когда-то заброшенная во внутренний компьютер задача: найти название романа вернулась с решением.

Небо. Небо. Должно быть небо. И шут знает откуда вывернулись первые строки из Ершовского «Конька-горбунка»: «…против неба — на земле, жил старик в одном селе…»

Вот оно. Напротив неба. Наша жизнь. Понимай, как хочешь. Каждый читатель сможет понять это по-своему.

Я воодушевился. Начало положено! Приободрившись, я вздохнул поглубже…

И не то, чтобы удивился. Удивляться тут было нечему. Но все-таки это было немного неожиданно.

Выйдя из дому, я так был мысленно занят сочинительством, настолько погрузился в себя, что не заметил: в мир пришла оттепель. И Солнце светило иначе. Оно и понятно: дни бегут за днями, и вот этот день дунул в наши лица будущей весной, не такой уж и близкой, но от которой никуда не деться. Да ведь это лишь кажется — что до весныеще целая череда ночей и дней… то есть, так-то оно так, только промчатся махом эти дни и ночи. Оглянуться, может, и успеешь, ровно для того, чтобы подтвердить истину: как оно летит, время!.. Вот она, твоя весна.

Тут оговорки нет. Моя весна. Я прекрасно сознавал, что эта весна должна стать моей. Я должен решить поставленные перед самим собой задачи. Нереально? Со стороны глянуть, может, и так показаться. Но я же смотрю не со стороны, а из самого себя.

Я должен сделать это — говорил я себе, спускаясь в метро. С грохотом мчась в ярко освещенной коробке вагона по подземной трубе. Поднявшись на поверхность и вновь вдохнув тончайший дух оттепели. Черт возьми! Вот так написать рассказ про парфюмера, придумавшего духи «Оттепель» во флаконе из чуть искрящегося матового стекла, как будто из подтаявших снега со льдом… А? И чтобы запах был вот ровно такой, далекий и тревожный, запах надежд: сбудется, не сбудется?.. Чтобы он будил в людях именно такие вот ассоциации…

Мысленно усмехаясь этому, я шел не спеша, поглядывал на часы, чтобы явиться точно вовремя. Минута в минуту. Я знал, что Савелий проникнется этим. А стало быть, раскроет душу.

Расчет оказался верным. Савелий Викторович страшно мне обрадовался, хотя изо всех сил старался выглядеть развязно-светским хозяином, радушным по обязанности.

— Прошу, прошу, Артем, проходите… Как добрались?

— В норме, Савелий Викторович. Не из Австралии ехал, путь не дальний, — самую малость я подколол инженера.

Неизвестно, понял он тонкость или нет, он все же чрезмерно суетился, хотя и пытался быть даже вальяжным:

— Да-да, разумеется… Но ведь вы, если я вас правильно понял, побывали в Средней Азии? Не Австралия, конечно, но и не рукой подать?

— Совершенно справедливо. Был в Туркмении. В Ашхабаде.

— Надо же! Знаете, а ведь у меня там родня обретается. Не очень близкая, но… Уехали туда после землетрясения, знаете?

— Конечно. В сорок восьмом.

— Да. Уехали на восстановление. Обещали хорошо платить. Да, в сущности, так оно и было. По правде, сказать, не очень и общаемся. Хотя открытки по праздникам… А впрочем, Бог с ним! Мы же не за этим?.. Прошу. Поговорим за чашкой чая. Для завтрака поздно, для обеда рано, так изволите ли видеть, пусть будет второй завтрак…

— Ланч.

— Можно и так. В комнате расположимся, на кухне?

Я улыбнулся:

— В русской литературной традиции самые значимые разговоры должны происходить в кабаках и на кухнях. Не будем нарушать традиций.

— Ах, да-да, — развеселился он, — верно замечено… У меня, в принципе, все готово, только надо чайник подогреть.

Признаться, я было подумал, что про «чашку чая» — иносказание, и собрался вежливо ирешительно отказаться от спиртного. В самом деле, не хотелось. Но оказалось, простодушный Савелий Викторович изъяснялся в самом что ни на есть буквальном смысле. Чай — значит, чай.

Сахар, молоко, лимон — по вкусу. Плюшки, печенье домашней выпечки. Варенье малиновое и смородинное. Мед!

Все эти деликатесы сподвигли меня на естественный вопрос:

— Как ваша личная жизнь, Савелий Викторович? Планы не изменились?

Он немного засмущался:

— Нет, все так же… Я ведь вам сообщал, что мы заявление в ЗАГС подали?

— Конечно.

— Так вот, видите ли… Свадьба? Ну, наверное, это громко сказано. Бракосочетание и небольшое домашнее торжество. Но вас, разумеется, приглашаем.

— Спасибо, — искренне сказал я. — Очень за вас рад.

Только я это произнес, как чайник на плите засвистел, сигналя о готовности, и мы принялись за «ланч». И само собой, начался тот разговор, которого так ждал он, да и я тоже. Причем ждал я от соседа реальной помощи! Передо мной был эмбрион моего романа. Его и наш разговор я должен был превратить в живую систему художественного текста. И надо сказать, Савелий оправдал мои надежды. Человек он был неглупый, мою задачу ухватил. А главное, его невероятно согревала мысль стать прототипом, хотя он прекрасно понимал, что персонаж выйдет сборным. И все-таки в нем будут его, Савелия натуральные черты.