Писатель: Назад в СССР 2 (СИ)

И я улавливал в этом то экзистенциальное, что волновало соседа. Это не было просто тщеславие: мол, вот я, герой книги! Смотрите все, читайте, знайте: это я!.. Нет, тут было нечто большее, чего он сам, вероятно, еще не мог охватить разумом. Но чувствовал, безусловно.

— … Понимаете ли, Артем! — втолковывал он, вдохновившись, даже слегка расплескав чай. — Это, знаете… Это как будто увеличит тебя. Когда ты станешь героем книги, увидишь в ней себя и не только себя, ведь так? Ведь этот герой не только я… Это результат вашего воображения! Верно я говорю?

— В целом да, — сдержанно ответил я. — Творческая лаборатория вещь несколько более сложная, но в главном вы правы.

Он застенчиво улыбнулся, поставил чашку.

— Знаете… Вот признаюсь вам, мне уже не терпится увидеть вашу книгу. Начать читать. Разумеется, я понимаю, что процесс не быстрый. Но ничего! Ничего. Зато уж когда книга у меня в руках будет…

И от стал говорить, что будет читать и смотреть в главного героя как в волшебное зеркало, которое показывает больше, чем просто отражение. Это будет некое дополненное и исправленное издание Савелия Викторовича. А в чем-то, возможно, и ухудшенное. Читая про него, он будет познавать сам себя — и состоявшегося, и несостоявшегося. Того, кем он мог стать. И кем, слава Богу, не стал. Иными словами, он увидит в книге картины своих возможных судеб, самых настоящих, самых жизненных, которые вполне могли бы стать реальными, соверши или не соверши он много лет назад тот или иной поступок. Скажем, пошел бы на свидание с женщиной, куда почему-то не пошел. Что-то очень важное отвлекло. Скажем, у мамы вдруг сердечный приступ. «Скорая помощь», все дела. Предупредить не смог. Барышня, естественно, обиделась насмерть. Так эта тропка судьбы затерялась, быльем поросла. Хорошо это или плохо? А вот тут думай, анализируй!.. И это позволит ему самому направить дальнейшую жизнь в нужное русло.

Примерно так говорил Савелий Викторович, горячась, сбиваясь, где-то повторяясь, но я его понимал. И более того, из этого у меня уже рождался, пробивался сюжет…

Проговорили мы часа два. Совершенно недаром. Возвращаясь домой, я даже едва слышно бормотал себе под нос:

— Напротив неба, значит… Напротив неба. Напротив неба…

Естественно, в пустынных местах, чтобы не словить на себе странные взгляды прохожих.

Но это бормотание было, скорее, данью артистизму. Все-таки я хоть немного, да артист?.. Шел и представлял, как это выглядит со стороны. Можно сказать — решил порепетировать этюд. А если серьезно, то сюжет развивался, рос, наливался философской мускулатурой. Бесспорно, я понимал, как многое еще может поменяться! Но в целом я уже представлял, о чем буду писать.

Настя встретила меня радостно, с подъемом:

— Соседушка заходил! — бросила она выразительный взгляд на дверь. Почему-то она нашла остроумным называть режиссера так — ну, а я не возражал. — Осыпал нас комплиментами за вчерашнюю сцену…

По словам Насти выходило так, что и на площадке ему все очень глянулось, а когда он просмотрел отснятый материал в монтажной, то и вовсе пришел в восторг. Правда, никому об этом не сказал, чтобы не вызвать ненужное брожение умов. Но вот так, один на один…

— Тебя очень хвалил, — поведала она. — Оказывается, у тебя талант! Артистический.

— Ну, милая моя, а у тебя столько талантов, что мне такое и не снилось. Кулинарный, например. Что у нас с обедом?

— А тебя что, в гостях не накормили? — мгновенной остротой отрикошетила Настя.

— Было дело. Но мне хочется твоего отведать…

Эх, товарищи дорогие, вот как описать состояние, когда ты хочешь писать, писать и писать?! Когда тебя распирает изнутри. Когда вдохновению тесно, и оно превращается в судьбы, в жизни придуманных тобой людей. Древние китайцы наверняка сказали бы, что это ты удачно попал на источник энергии Ци, что, впрочем, неважно. Это ты как хочешь назови, суть не изменится.

Подкрепившись и чувствуя поток энергии Ци, прущий сквозь меня, я с веселым бешенством набросился на пишущую машинку. И ипонслось!

Напротив неба. Так. Главный герой — ну, назовем его Виктор Савельевич — человек в том возрасте, когда уже надо подводить первые итоги. Где-то под пятьдесят. Экватор пройден. Жизнь сложилась. Обыкновенно, без падений, но и без взлетов. Семья, дети, работа. Квартира. Жена как жена, дети как дети. Старшая дочь уже студентка, младший сын в девятом классе. Карьера? М-м… что-то вроде замначальника отдела на солидном, при этом вполне рядовом предприятии. Типа завода, строительного треста. Неплохо, но звезды с неба — конечно, не про него. Куда ни кинь, везде серединка.

Так оно вроде бы и ничего, таких людей тысячи. Но Виктора Савельевича в его «под пятьдесят» начинает глодать мысль, о которой он ничего никому не говорит. Ни жене, ни маме, ни друзьям. Он чувствует, что мог бы добиться куда большего. Что судьба программировала его на кого-то великого. Черт знает, может, художника, может, физика. А может, и писателя!