Писатель: Назад в СССР (СИ)

¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬__________________________________________________

Юрист уточнил объем рукописи, которую я обязуюсь сдать. Я не стал скромничать и сказал, что будет пятнадцать авторских листов. И это не обман. В моих «Откровенных сказках» в общей сложности столько и было. Ну, может, чуть больше. В любом случае, в итоге я получу неплохую сумму в пять тысяч двести пятьдесят рублей, а может, и больше. И по договору выходит, что уже сегодня, в качестве аванса, мне отслюнявят две тысячи шестьсот двадцать пять тугриков.

С такими деньгами в СССР можно неплохо жить. А ведь мне еще будет капать зарплата в редакции и на киностудии, плюс — отдельный гонорар за публикации в журнале! И если я буду не дурака валять, а — работать над новыми текстами, то можно будет жить очень даже неплохо.

Когда я подмахнул договор, юрисконсульт сбегал к своему начальнику Толстикову, тот тоже его подписал. После чего, имея на руках свой экземпляр, я отправился в бухгалтерию журнала. Никто мне не стал задавать никаких лишних вопросов. Я, правда, заикнулся было про рассказы, но пожилая главбух, в круглых очочках и с шиньоном на затылке, сказала, что с рукописями надо обращаться в редакционный отдел. Ее дело — оформить финансовые документы. И вот по этим документам мне выдали в кассе две пачки десятирублевок, по сто штук в каждой, шесть сторублевых купюр и одну номиналом в двадцать пять рубликов.

Имея на руках такое богатство, нельзя быть жлобом. Распихав деньги по карманам пиджака, я отправился в буфет на первом этаже. Там я закупил четыре коробки конфет — две «Птичьего молока» и две «Вишни в шоколаде», пару бутылок коньяка — был только «Азербайджанский» — и бутылку «Хванчкары» для дамы. Вернулся со всем этим в редакцию «Грядущего века».

«Птичье молоко» полагалось Зиночке и Валентине Антоновне в личное пользование. Одна бутылка коньяка — главреду, другая, как и вино с остальными конфетами — на распитие и закусь на «поляну», то есть, для обмывания договора на книгу с коллегами.

Мое появление с выпивкой и сладостями произвело в отделе фурор. Понедельник — день тяжелый, как я и сам уже успел убедиться, пока штудировал эпический талмуд, а тут, как-никак, маленький праздник. Завотделом, хоть и был мужиком суровым, но отнесся с пониманием. Правда, сказал, что этот маленький сабантуй начнется только в конце рабочего дня. Остальные сотрудники, включая меня, немного огорчились, но решили потерпеть. Тем более, что и терпеть оставалось недолго. Я выставил бутылки и выложил конфетные коробки, предназначенные для общего потребления, на чайный столик — остаток дня придётся нам на них коситься и не слишком исходить слюной. Вручив одну коробку «Птичьего молока» Фроловой, остальное потащил в приемную.

— Привет! — сказал я Зиночке. — Это тебе!

— Ой! — радостно удивилась секретарша. — А за что?

— За красивые глаза, — не слишком покривил душой я. — Шеф у себя?

— Да, — ответила она. — Можешь заглянуть.

Я кивнул и потянул дверь главредовского кабинета.

— Станислав Мелентьевич, можно?

— А-а, Артемий, заходи!

Войдя, я направился к его столу и, пожав начальнику руку, тут же вручил ему бутылку.

— О, я вижу, ты получил аванс за книгу, — проницательно заметил тот.

— Совершенно верно! — откликнулся я.

— Тогда открывай!

Распоряжение руководства следует выполнять. Я сорвал жестяную пробку. Мизин вынул из встроенного бара две рюмки и блюдечко с нарезанными дольками лимоном. Накатили.

— Ну как, Зиночка передала тебе рукопись Бердымухамедова? — осведомился Станислав Мелентьевич.

— Передала, — серьёзно кивнул я. — Я уже начал думать над планом работы.

— Ну и какие у тебя мысли?

— Боюсь, там все придется переписывать.

— А ты не бойся! — отмахнулся главред. — На днях пожалует наш пустынник. Вот ты ему и обрисуешь масштаб проблемы. А я поддержу. Нарисуем картину маслом.

Мы хлопнули по рюмашке, и я отправился на рабочее место. Я попытался еще почитать рукопись «Реки жизни», но выпитый коньяк уже не располагал к чтению, и оставшиеся до окончания рабочего дня полчаса я просто бессмысленно пялился на раскрытые страницы, имитируя интеллектуальный труд. Наконец, диктор в тихо бормочущем радиоприемнике сообщил: «Семнадцать часов по столичному времени». Синельников хлопнул ладонью по столу. Криницын и Фролова посмотрели на него с надеждой.

— Ну, теперь мы можем поздравить нашего коллегу, — произнес завотделом.

На правах виновника торжества, я принялся вскрывать бутылки и коробки с конфетами. Рюмок у нас в отделе не водилось, зато у каждого сотрудника была своя кружка. Советский человек никогда особенно не комплексовал по поводу емкостей для питья. Было бы что пить, а сосуд под это сгодится любой — лабораторная колба, консервная банка, свернутый в кулек лист бумаги, а уж тем более — целая чайная кружка! Валентина Антоновна решила, что нечестно пить вино в одиночку, и позвала девчонок из корректорской.