Писатели & любовники

– Я звоню. Я виртуозен по телефону. – Чуточку улыбается так, что Адам от этой улыбки отворачивается.

Адам еще несколько раз помешивает в большой кастрюле и раскладывает ризотто по тарелкам. Несем наши порции к столу. Выбираю стул рядом с Оскаром, но он показывает мне на стул напротив, рядом с Адамом.

– Парочки порознь, – говорит Оскар, будто вдовствующая аристократка из другого века.

Калеб садится на мое место, я обхожу стол и сажусь рядом с Адамом. Оскар с Калебом заводят разговор. Адам подается ко мне и рассказывает о кое-каких жульнических предложениях по его недвижимости. Говорит, что мне пока волноваться не о чем.

– Кейс, – Калеб постукивает вилкой по моей тарелке, – ты не рассказывала ему, что наш отец был любопытной барбарой? – Наш отец – тусовочная потешка для Калеба. У него целый спектакль шуток заготовлен.

Закрываю эту тему одним взглядом, и Калеб принимается вытрясать из Оскара душу насчет “Гром-шоссе”. В какое время и где происходит действие, кто главный герой, с чьей точки зрения все излагается? О моем романе он таких вопросов не задавал никогда. Я и не догадывалась, что он разбирается в главных героях и точках зрения. Адам спрашивает Оскара, где он был, когда все это пришло к нему. Можно подумать, целый роман является тебе единым ударом молнии, а не годами постоянной сосредоточенности.

– Я ехал домой от зубного, – отвечает Оскар. – И увидел все разом.

Господи.

– Волшебно, – говорит Адам. – От зубного, подумать только.

Оскар пожимает плачами. Поди знай. Гений отыщет тебя, где бы ты ни был. Рассказывает о новом романе, над которым сейчас работает, и о том, что к сроку по договору точно не успеет, работа займет куда больше времени, чем он предполагал.

– Ну, – говорю я, – на мой взгляд, это невероятно – тебе, по твоему мнению, есть что сказать.

Все смотрят на меня с некоторой тревогой. Я не хотела, чтобы в этом прозвучало столько гнева. Толкаю локтем Адама.

– Помнишь? Ты мне это сказал. На подъездной аллее.

Качает головой.

– С чего бы мне говорить что-то подобное?

За десертом Оскар встает в уборную. Слегка припадает на одну ногу первые несколько шагов по комнате. Больное колено. Никогда не замечала.

– Поедете завтра с нами? – спрашивает его Калеб, когда он возвращается.

– Куда?

– Мы собираемся развеять прах моей матери, – говорю. Выходит медленно, будто мой рот отказывается лепить слова. – На пляже.

Оскар, не глядя на меня, качает головой.

– У Джеспера детский бейсбол, а Джон идет на день рождения, не могу сдвинуть. – Поднимает бокал. – Хорошее “Сансер”, Адам. Где вы его нашли?

На выходе Калеб обнимает Оскара, а Адам подает руку и говорит, что им надо как-нибудь сыграть в сквош. На улице Оскар берет меня за руку и смеется. У него хорошее настроение. Он их покорил. Он всегда покоряет людей. И ему это всегда предстоит.

Целует меня на клочке света под окнами гостиной.

– Я и не сознавал, что ты в твоей семье Джеспер. – Поцелуй. – Обаятельная проказница. – Поцелуй. Поцелуй. – Малютка-заводила. – Меленькие поцелуи, прореженные разговором. От этого пламя не разгорается.

– По-моему, нам не надо больше.

– Больше чего?

– Встречаться.

Смеется, подтягивает меня к себе.

– Ты о чем?

Как правило, мне не приходится ни с кем рвать. Обычно это делают за меня – или я уезжаю из штата или страны. Нечасто приходится проговаривать вслух.

– Слушай, Кейс. – Он никогда меня так не называл, пока не начал сегодня посреди ужина повторять за Калебом. Шагает вместе со мной прочь от света из окна, больше не хочет, чтобы нас видели. – Я понимаю, ты напугана. Это пугает. Но я люблю тебя, и нам вместе хорошо. Мне так хорошо, когда я с тобой. Боже, да я нравлюсь себе, когда я с тобой.

– Не уверена, что ты влюблен в меня, Оскар. Ты влюблен в себя.

– Есть кто-то еще? – спрашивает. Вижу, ему это не кажется возможным.

– Похоже на то.

– Это он? – Показывает на окно.

– Адам? – Тут понимаю, что он шутит.

– Кто он?

– Неважно кто.

– Важно. Я его знаю?

– Нет. – Но врушка из меня ужасная. Выкладываю ему.

– Тот парнишка с моего семинара? Ему сколько? Пятнадцать?

– Он моего возраста.

– Твоего возраста? Может, и твоего, но он не из той же Солнечной системы, Кейси. Этот парень живет на Юпитере.

О том, что Юпитер вообще-то в нашей Солнечной системе, я не заикаюсь.

Говорит еще несколько оскорбительных фраз о Сайлэсе и его письме, затем еще раз пытается внушить мне, почему нам надо быть вместе, но уже не так убежденно. Начинает доходить.

– Что ж, – говорит, вытаскивая из кармана ключи. – Может, все же успею к сроку. – Целует еще разок, на прощанье. – Может, юнее губ я уже никогда не поцелую.

Забываю, чтоґ обнаруживается после того, как расстаешься с кем-нибудь.

– Сомневаюсь, – говорю.

Обнадеженно хихикает и уходит по аллее к своей машине.

Машиной Калеба едем на Подкову. День жуткий – кромсающий ветер, вода орудийно-стального цвета и жесткая, как известка. Где-то есть фотокарточка моей мамы с младенцем Калебом, снятая на этом пляже. Мама в купальнике, трусы обширны, квадратны, выше пупка. Но мама пловчихой не была и в эту холодную воду даже не сунулась бы.