Достаточно назвать имена Джеймса Джонса, Нормана Мейле-ра, Лилиан Смит, Артура Миллера, Харви Сводоса, Аллена Гинзберга, Бакмастера, Ростена, Уильямса—список будет исчерпан. Как бы ни относиться к их взглядам на общество, нельзя не признать, что эти писатели подходят к жизни действительно серьезно. Можно надеяться, что придет день, когда кто-нибудь из них захочет написать серьезный роман или драму о белых американцах, целиком вовлеченных в «справедливое» дело защиты белого превосходства, и объяснит характер таких людей нам и, что еще важнее, самим этим людям, раздираемым тысячью противоречий. Как происходит становление характера изувера-расиста? Наделены ли они этим пороком от рождения? Всасывают ли его с молоком матери? Или приобретают в школе? В церкви? Читая газеты? С помощью средств, массовой информации? Как это происходит? Почему? В какое время? Где?
Америке необходимо понять, как формируются люди, способные в одно воскресное утро в Бирмингеме, штат Алабама, устроить страшный религиозный фестиваль, главное событие которого—взрыв бомб в церкви и убийство негритянских детей во время урока, на котором им рассказывают об Иисусе, о том самом Иисусе из Назарета, почитаемом, по их словам, самими убийцами. Америка должна понять причины болезни, заразившей людей, которые в то же самое утро стоят на тротуаре и смотрят на этот кровавый фестиваль, не решаясь сказать ни единого слова. Что такое расовые предрассудки, если подвергнуть их анатомическому вскрытию? Вот тема для писателя, который испытывает ответственность за то, что пишет.
И что происходит с мечтой, которую слишком долго Отказывались воплощать в жизнь? Кто из белых писателей поставит перед Америкой вопрос, заданный Ленгстоном Хьюзом, и даст на него ответ? Ведь мечту отказывались воплощать в жизнь, нанося ущерб всей стране—и черным и белым. Но кто убедит белую
Америку, что осуществление мечты важно и для нее самой? Или и вы сами уже перестали верить в эту мечту? Задумайтесь об этом, белые братья. Неужели вам действительно все равно?
Из истории мы знаем, что белая Америка вкладывала в уста черных людей и заставляла их распевать песни, каких не могли сложить сами черные. Что-нибудь в таком духе:
Горько, горько плачут негры—
Их хозяина хоронят.
Но моя прабабка о таких событиях говорила совсем другое: «Да, сынок, уж тогда мы поплакали вдосталь! Боже всемогущий, да мы с ума сходили от радости и кричали «Аллилуйя».
Уже через много лет после отмены рабства белая Америка учила черных пошлым песням вроде:
Ни гроша у меня за душой,
Но ликует душа моя.
Или:
Лето пришло, как радостно жить.
Да, уж кто-кто, а американский негр отлично знает, что жить никогда не радостно.
Даже совсем недавно вы учили нас петь:
Танец и смех—совсем не грех,
Не для песен ли негр рожден?
И тогда же один наш поэт написал:
Убейте меня и заройте в Виргинии,
Живым не вернусь туда никогда.
А в наших песнях мы поем:
Мне кажется часто, что я сирота И что дома нет у меня.
Мы пели:
Никто не знает горя,
Которое знаю я.
Счастливые, всем довольные люди, мы пели:
Хотите, чтоб стал я рабом?
Зарублю я себя топором,
И предстану перед господом я,
И свободным останусь.