Писательница в бегах

– Просыпайся, хватит дрыхнуть, – я плюхаюсь на мягкий мох рядом с Павлом и тяну его за смуглое чумазое плечо. Павел со стоном переворачивается на спину, но глаза его по-прежнему закрыты. Лоб блестит испариной, тело горит, как угли костра. Рукавом выстиранной рубахи я утираю его перепачканное глиной лицо.

– Что с тобой, родное сердце? Паш… Паш! Просыпайся, чёрт тебя подери, уже день.

В ответ слышится невнятное бормотание. Павел открывает глаза, пылающие лихорадочным огнём. Смотрит на меня и не видит!

– Кто здесь? Пить, дайте пить, – срываются хрипы с его сухих губ.

– Павел! Очнись, очнись, очнись, – я трясу его за плечи, но тщетно. Слёзы текут по моим щекам от беспомощности.

– Пить! Включите свет! Пить!

В бутылке осталось совсем немного воды, и как бы мне самой не хотелось пить, я подношу остатки живительной влаги к губам Павла. Он делает несколько жадных глотков. Судорога искажает его лицо, и, обмякнув телом, он затихает.

Сажусь возле Павла и кладу его голову себе на колени.

– Родненький мой! Что же ты меня так пугаешь? – прислонившись спиной к стене, я рыдаю, как кликуша на похоронах. Глажу густые волосы Павла. Всматриваюсь в его лицо. Закрытые глаза будто провалились в глазницы, чёрные синяки залегли на нижних веках. Скулы заострились, а губы, что так жарко целовали меня вчера иссохли за одну ночь. – Павел, солнышко! Очнись, пожалуйста. Ты же обещал, что всё будет хорошо. Ты не представляешь себе какая я трусиха и неумеха.

Слезы не бесконечны и в деле плохие помощники. Я жутко хочу пить и есть. Мне кажется, что стенки желудка прилипли к позвоночнику. А ещё на моих руках беспомощный человек. Что дам я ему попить, когда он в следующий раз очнется?

Собираю тараканов своей беспутной головы на совет.

– Добрый день, господа! На повестке дня суровая реальность. Давайте обсудим плюсы и минусы.

Павел без сознания, и я не знаю, что с ним – жирный минус. Врач из меня, как из балерины пластический хирург

Обезьян мы видели около чистого пресного озера – плюс, но я вряд ли отважусь одна отправиться на его поиски – минус.

Еды нет совсем, можно набрать кокосовых орехов – плюс, колоть я их не умею – минус. Фрукты так себе еда, тем не менее, плюс.

Змей я здесь не видела, это плюс, они однозначно есть – минус.

Дикие звери – не исключаю, минус.

Ружьё есть – плюс.

Лекарств нет и риск умереть если не от лихорадки, то от расстройства живота высок – минус…

Стоп! Лекарства есть, правда, совсем немного. Но нет воды, чтобы дать Павлу их запить. Так с чего же начать? Смотрю на вход в пещеру, и мне не по себе. Сюда может войти или вползти, не знаю, что хуже, кто угодно. Ночью однозначно нужно поддерживать огонь, если не завалить как следует вход. Встает вопрос о дровах. Твою налево, как пить хочется! Я опустошаю рюкзак Павла и выхожу на сбор кокосов. Их тут в избытке, собирай сколько влезет! Притащив в пещеру за несколько ходок два десятка волосатых орехов, я склоняюсь над Павлом:

– Сейчас буду лечить тебя! – я провожу пальцем по его потрескавшимся от жажды губам. Он бормочет что-то невнятное, дышит тяжело, со свистом. Мою руку обжигает его дыхание.

Я утираю слезы, расковыриваю ножом Павла дырки в орехе и жадно высасываю живительную влагу из первого трофея. С остальных плодов сливаю мутную жидкость в пластиковую бутылку от воды. Некогда любимая мною тишина становится невыносимой.

– Ты, конечно, редкостный болван, – я достаю из сумки аптечку и сажусь около Павла. – Насмотрелся фильмов и давай из себя воображать невесть что. Устроил мне девять с половиной недель в серых тонах.

Я наливаю в колпачок бутылки кокосовое молоко.

– Сама тоже хороша! Кой чёрт занес меня на эти галеры!

Достаю из блистера антибиотик, раскрываю капсулу и высыпаю ее содержимое в колпачок. Одной рукой давлю на колючие щеки, второй вливаю в рот получившуюся смесь. Со стоном Павел поворачивается набок.

– Нет уж, душа моя, – рывком я возвращаю пациента в обратное положение и смыкаю ему пальцами губы. – Не проглотишь, во рту куда-нибудь да впитается. Что там с твоей ногой?

Я разматываю повязку. На ощупь стопа – опухла и горит. Бинтов у меня больше нет, я забираю старый и бреду к океану, прихватив пустую флягу. Читала однажды, что солевые повязки оттягивают из раны всякую бяку. Промыв бурого цвета в стопе дыру, я накладываю свежую повязку Павлу на ногу.

– Пить, пить, – шепчет он.

Я беру бутылку с кокосовым молоком, сажусь и кладу голову Павла себе на колени.

– Прольешь хоть каплю, убью.

Его глаза всё ещё закрыты, но мне кажется, он слышит меня. Приподнимаю его голову и подношу горлышко к губам. Всё что я нацедила с орехов, уходит за один раз.

Напился парень и вырубился.

– Если так пойдёт, мне целыми днями придется собирать кокосы. Обезьянья доля какая-то. Где ж я так нагрешила?

Делать нечего. Отправляюсь за новой партией орехов и заготавливаю свежую порцию молока. Отыскиваю на земле коробок и дрожащими руками открываю его. Небеса благосклонны к нам. Спички высохли, а значит можно смело идти за дровами.