Писательница в бегах

– Паш, ну что ты цирк устраиваешь? – вертелась Лилиан в белоснежной длинной тунике с золотым поясом, перед зеркалом спустя пять минут. – Платье, конечно, улёт! А как же гости, машина с куклой на капоте, крики «горько». Родителей не познакомили даже.

– Тебе всё это нужно? – обнимаю её со спины. – Маркиза моя!

– Да нет…

– Тогда я тебя и без «горько» сегодня зацелую.

* * *

Лилиан.

«Он надел ей на палец перстень, усыпанный бриллиантами, и заключил в объятья, не дожидаясь приглашения представительницы власти и закона. Невеста скользнула взглядом по свидетелю, навеки прощаясь с мечтой о блондинах…» – вполголоса перечитываю я эпилог.

– Что там про блондинов? – Павел подпрыгивает в кресле, точно очнулся от сна.

– Я сказала о сардинах, – улыбаюсь ему и вычёркиваю сомнительное предложение.

Дочитываю финальный эпизод романа, сохраняю и сворачиваю файл. Всякий раз, когда заканчиваю рукопись, ощущаю себя птицей, выпущенной из клетки.

– Я сделала это! – вскакиваю из-за стола и кружу по комнате.

– Мои поздравления, дорогая! – Павел, прищурив глаз, подхватывает меня за талию. – До сих пор Серёга не идёт из ветренной головушки?

– Не говори ерунды! – смотрю на Павла и не понимаю, как мне раньше мог нравиться ещё кто-то. Этот человек, устранив всех конкурентов, поборол все мои сомнения и растопил в сердце арктические льды.

– Любишь меня? – останавливается он и поглаживает по животу.

Задумываюсь на мгновение, чтобы позлить моего Отелло:

– Мне кажется да!

– Ах только кажется? Усилим впечатление! – Павел усаживает меня на стол, распахивая полы моего красного шёлкового платья: – Ты без белья?

– Я хорошая ученица? – опираюсь локтями на столешницу.

– Мне кажется да! – Павел ведёт нетерпеливо подрагивающими пальцами по моей ноге. Кожа тут же покрывается мурашками. Дыхание сбивается не только у меня. У нас в любви больше нет тормозов. Некогда страшное утро на яхте, когда я считала, что Павел изнасиловал меня, сейчас вспоминается лёгкой шалостью.

– Где мои бархатные губки? – Павел пальцами скользит между моих бёдер. – Какие они горячие, влажные.

Голос его всегда становится хриплым от возбуждения.

– Скоро Новый год, – напоминаю мужу.

Он свободной рукой расстёгивает штаны и, подхватив меня под колени, соединяет наши тела одним толчком. Взгляд карих глаз Павла влажный, слегка одуревший.

– Первые минуты нашего слияния всегда похожи на секс с дембелем.

– И много дембелей прошло через тебя, – пыхтит Павел, удерживая мои ноги.

– Чисто писательские ассоциации, – выдыхаю я.

Постепенно движения мужа становятся плавными, и я теперь могу тоже включиться в танец наших тел. Павел кладёт меня на стол, ласкает бёдра, живот.

– Сколько в тебе сил! – стону, подаваясь вперёд.

– Я жадный и голодный до тебя! – Павел прижимает мои бёдра к себе, и мы замираем. Люблю ощущать, как он наполняет меня.

Сажусь на столе, тянусь к его губам.

– Любишь? – целует Павел меня.

– Люблю, – мне хочется повторять это слово бесконечно.

Он оставляет меня и достаёт две бумажные салфетки из коробки.

– Прошу вас, мадам.

Улыбаюсь. К моментальным переменам настроения мужа я привыкла. Не удивляюсь, когда после сериальных страстей в нашей постели Павел тут же может взяться за разгадывание кроссворда.

Оправившись, мы идём в гостиную. Рождественская ёлка переливается огнями у красной кирпичной стены. Здесь тоже растоплен камин. Мы с Павлом встречаем наш первый Новый год вдвоём. Павел захотел русский стол, и я приготовила для любимого мужа: оливье, селёдку под шубой, холодец, солёные огурчики, томлёную говядину и к шампанскому, томящемуся в ведёрке со льдом, – бутерброды с икрой. Во втором ведёрке запотевшая бутылка водки. В третьем – брусничный морс.

Окидываю взглядом стол и не могу сдержать улыбки:

– По старой русской традиции есть это мы будем ещё дня три, если не призовём на помощь соседей.

– Ты ведь дописала роман? – Павел подвигает мне стул и садится напротив.

– Дописала, – сияю как Рождественская звезда от удовольствия.

– Тогда проведём эти три дня в постели. Хороший аппетит я тебе гарантирую, – Павел берётся за бутылку шампанского и, сняв фольгу, раскручивает проволоку. Я включаю русский канал по телевизору, чтобы послушать речь президента.

Звонок в дверь без десяти двенадцать заставляет нас вздрогнуть.

– Это ещё кто? – В витражные окна видно улицу, но не видно крыльца.

– Я никого не звал, – пожимает Павел плечами. – Может соседи? Пойдём глянем.

С бутылкой в руках Павел идёт к двери, а мне отчего-то хочется убежать и закрыться в спальне, пока этот кто-то не уберётся восвояси. Только сейчас я понимаю, как ещё слаба. Мысленно благодарю Павла за то, что он оградил меня от мира и суеты после острова. Молю Бога, чтобы за дверью оказался сосед или запоздавший почтальон.

Павел оборачивается и качает головой:

– Маркиза, я твой страх на расстоянии чую. Всё хорошо.

– Может не будем открывать? – молитвенно складываю руки у груди.

Звонок снова разносится по дому мелодичной трелью. Павел смотрит в глазок и отступает от двери. На лице его выражение, будто он увидел привидение.

– Не будем открывать, – я уже не спрашиваю, а прошу.