Писательские дачи. Рисунки по памяти

Экспедиционный «козлик» довез нас до Элисты, оттуда на попутном грузовике мы поехали в Ставрополь. Дороги — вдрызг разбитые, пыль висит, не оседая. Машины со щебенкой, с урановой рудой едут, опасно кренясь то вправо, то влево. На обочинах плакаты с тревожной надписью: «КАРАНТИН! ЯЩУР!»

На полпути грузовик наш увяз в солончаке, пытаясь объехать особенно раздолбанный участок дороги. Пока его выволакивал тросом проезжавший трактор, нас подхватил другой попутный грузовик — походная дезинфекционная камера. И мы поехали дальше, в кузове, придерживая наползающие на нас дребезжащие ящики с пробирками.

Это было настоящее свадебное путешествие!

Лысины солончаков перемежаются с цветущим татарником, с серебрящимися ковылями. Кое-где еще не отцвели маленькие, очень яркие красные и желтые степные тюльпаны. Большая овечья отара кажется крохотной на беспредельном массиве.

Стада сайгаков пасутся рядом с буровыми вышками, мирно пощипывая колючки. При звуке машины они пускаются наутек. Бегут, вытянувшись в линеечку, взмывают в легких длинных прыжках, стройные, горбоносые, тонконогие, стелятся по земле в стремительном беге.

Подскакивая на ухабах и глотая пыль, я думала, что эта дорога, даже такая, а, пожалуй, именно такая, куда интереснее, чем ровное асфальтовое шоссе, по которому я могла бы сейчас ехать в какой-нибудь скучный писательский дом творчества. И что судьба в образе этого дребезжащего грузовика с пробирками везет меня в верном направлении.

Мы тормозили возле бьющих из земли артезианских фонтанов с холодной пресной, а чаще горячей горько соленой водой, становились под сильно бьющие освежающие струи, заезжали в села, где в столовках-самообслужках брали баранье рагу и пили солоноватый калмыцкий чай.

В гостиницах отдельного номера нам не давали, потому что у нас не было штампа о браке, но у гостиничных администраторш находились знакомые, которые охотно сдавали нам комнату на ночь.

Почему-то все каким-то непостижимым образом догадывались, что мы геологи. Когда мы шли по улице, за спиной раздавалось:

— Геологи, наверно…

И непременно кто-нибудь затягивал:

«Ты уехала в знойные степи,
Я ушел на разведку в тайгу…»

В ресторанах оркестранты, глядя на нас и улыбаясь, тут же начинали исполнять мелодию этой недавно появившейся и сразу ставшей популярной песни.

Мы заказывали цыпленка-табака в ткемалевом соусе, обильно посыпанного зеленью, и пили холодное, в запотевших бутылках, пиво. Это было чертовски вкусно, а мы были чертовски голодны.

Из Ставрополя — в Пятигорск, оттуда на самолете ИЛ-18 — до Адлера, оттуда на такси — до Сочи. В такси попутчица — интеллигентная дама из Ленинграда — поинтересовалась:

— Вы, наверно, геологи?

— Да, а как вы догадались? — спросила я.

Дама принялась объяснять, что геолога сразу можно отличить от человека обыденной профессии. В геологе, — говорила она, — физическая привлекательность сочетается с интеллигентностью, благородством, надежностью, и все это вместе создает чрезвычайно гармоничный симбиоз.

Меня распирало от гордости. Вот, значит, мы какие! Мой спутник иронически усмехался.

В Сочи мы сели на электричку и доехали до Лазаревской, дивного поселка на берегу моря.

Администраторша Лазаревской гостиницы спросила:

— Вам семейный?

— Видите ли, — начал мой спутник. — Мы муж и жена, но мы работаем в таких местах, где…

— Геологи? — догадалась дежурная. — Ну, так и быть, живите!

И, мурлыча себе под нос: «Ты уехала в знойные степи…», вручила нам ключ от номера-люкс.

Эти три дня и три ночи в Лазаревской слились в моей памяти в один бесконечный миг счастливого любовного обалдения.

А потом наступил июнь с его зноем, горячими ветрами, пыльными бурями и отупляющей работой.

15 июня 1961 г

Коса размотана, приборы расставлены. Буровики добуривают очередную скважину. Отгребают в отстойник глинистую жижу, привинчивают к буру железные штанги. «Матвеич», ругаясь вполголоса, налаживает что-то в своей сейсмостанции. На взрывпункте Толик Белоконь готовится к взрыву. У нас, у рабочих, передышка.

Я лежу под машиной. Над головой у меня карданный вал, весь в сгустках засохшей глины.

Лежать под машиной запрещено по технике безопасности, но ни шоферы, ни сам «Матвеич» ничего нам не говорят: а куда еще деваться от солнца? Только и тени, что под машиной.