Я пишу историю жизни Наталии Николаевны Антокольской, с которой в последние годы ее жизни подружилась на даче. До этого я дружила с ее дочерью, а когда та неожиданно умерла, а Наталия Николаевна ослепла и у нее отнялись ноги, я стала навещать ее. Сначала из жалости, в память о дружбе наших семейств. Читала ей вслух, мы разговаривали.
Ей было далеко за восемьдесят, но, вопреки слепоте и телесной немощи, она не потеряла интереса к жизни, память ее была удивительно ясной и отчетливой. Она была из интеллигентной дворянской семьи, с юности мечтала об актерской карьере, и мечта ее могла бы осуществиться — перед самой революцией ее приняли в студию Вахтангова, где она встретилась и подружилась с многими будущими известными деятелями культуры и где она вышла замуж за юного артиста и будущего поэта Павла Антокольского. Но Павлик через несколько лет оставил ее, женился на Зое, а ей пришлось воспитывать двоих детей, тут было не до актерской да и вообще не до какой карьеры.
Она воспитала детей, потом внуков, сохранила независимость, гордость, достоинство, светлый ум и любовь к жизни, далеко не всегда к ней справедливой, но так и не реализовала своих способностей. Писала повести и рассказы, однако ей не удалось ничего опубликовать. С детства у нее был математический талант, но и математиком она не стала. Так сложилось.
Не помню, с какого момента и с какого эпизода она начала рассказывать мне свою жизнь, а я слушать и записывать, все больше подпадая под обаяние ее неторопливой старомодной речи. Теперь уже не только она, но и я с нетерпением ждала каждой встречи. Я бродила вместе с ней по улицам и переулкам ее жизни, вглядываясь в молодые лица тех, кого застала уже старыми или знала только по рассказам, по литературным воспоминаниям, — и у меня было такое чувство, словно ее жизнь — продолжение моей, только не в будущее, а в прошлое.
И вот теперь я складывала эти рассказы в повесть, понимая, что надежды на публикацию почти нет — не та идеология. Но пусть, думала я, образ эпохи, запечатленный памятью этой женщины, сохранится в моих записках. Может быть, когда-нибудь…
Три часа прошли как одна минута.
Снова я иду к морю, погружаюсь в воду, и снова меня охватывает чувство глубокого, теплого внутреннего покоя и тишины. Выхожу на берег и становлюсь у самой кромки, подняв лицо к солнцу.