Читаем Писательские дачи. Рисунки по памяти полностью

Пляж во второй половине дня перенаселен. В набегающей на песок пене прыгают дети. Отдыхающие расположились кто под тентом на лежаках, кто прямо на песке, подставив солнцу спины и животы. Вон лежит на песочке Белла Ахмадуллина, рядом с ней — Александр Кушнер, наискосок от них — слегка обрюзгший красавец Юрий Рытхэу растирает полотенцем спинку маленького внука, подальше белеет брюхо Юрия Яковлева. Словно московский Дом литераторов переместился сюда, на пляж, и жарит на солнце дряблые, запущенные телеса. Есть, конечно, и стройные фигуры, но в большинстве своем писатели не слишком привлекательны в обнаженном виде.

Ко мне подходит мой сосед по этажу писатель Георгий Николаевич Мунблит. С ним и с его симпатичной женой Ниной Николаевной мы изредка проводим вечер в их или в моей комнате за бутылкой вина. Мунблиту восемьдесят пять, он глуховат, сух как кузнечик, жизнелюбив, остроумен, любит рассказывать о том, как в молодости дружил с Зощенко, с Олешей, с Ильфом и Петровым. После смерти Ильфа он некоторое время работал в соавторстве с Петровым, вместе они написали сценарий знаменитой в свое время кинокомедии «Антон Иванович сердится». Теперь он пишет книгу воспоминаний и подрабатывает к пенсии внутренними рецензиями для издательства «Советский писатель». Написал положительную рецензию на мою последнюю рукопись, а я только тут об этом узнала.

Мунблит уходит в тенек, под тент, а я вхожу в море и плыву в сторону от пляжа, к молчаливым соснам. Такое чувство, что я тут, в Пицунде, отмокаю от большой усталости. Хочется долго плыть, а потом стоять на теплом песке и смотреть на море, где блестит, уходя к горизонту, солнечная дорожка. Или гулять одной по узким аллеям парка. Здесь разрослись кактусы, ушастые как Микки-Маусы, в розовых бутонах, покрывающих их небритую мясистую плоть, как чирьи бандитскую рожу. Некорректное сравнение, но, правда, чем-то похоже. Раскрывшиеся бутоны, днем желтые, а вечером — розовые, напоминают то ли болотную купальницу, то ли садовую лилию (ну, это уж совсем убожество — сравнивать цветок с цветком. Все равно, что рифмовать клозет с ватерклозетом. Да уж ладно, на отдыхе сойдет).

Перейти на страницу:

Все книги серии Символы времени

Жизнь и время Гертруды Стайн
Жизнь и время Гертруды Стайн

Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница, прожившая большую часть жизни во Франции, которая стояла у истоков модернизма в литературе и явилась крестной матерью и ментором многих художников и писателей первой половины XX века (П. Пикассо, X. Гриса, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда). Ее собственные книги с трудом находили путь к читательским сердцам, но постепенно стали неотъемлемой частью мировой литературы. Ее жизненный и творческий союз с Элис Токлас явил образец гомосексуальной семьи во времена, когда такого рода ориентация не находила поддержки в обществе.Книга Ильи Басса — первая биография Гертруды Стайн на русском языке; она основана на тщательно изученных документах и свидетельствах современников и написана ясным, живым языком.

Илья Абрамович Басс

Биографии и Мемуары / Документальное
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс

«Роман с языком, или Сентиментальный дискурс» — книга о любви к женщине, к жизни, к слову. Действие романа развивается в стремительном темпе, причем сюжетные сцены прочно связаны с авторскими раздумьями о языке, литературе, человеческих отношениях. Развернутая в этом необычном произведении стройная «философия языка» проникнута человечным юмором и легко усваивается читателем. Роман был впервые опубликован в 2000 году в журнале «Звезда» и удостоен премии журнала как лучшее прозаическое произведение года.Автор романа — известный филолог и критик, профессор МГУ, исследователь литературной пародии, творчества Тынянова, Каверина, Высоцкого. Его эссе о речевом поведении, литературной эротике и филологическом романе, печатавшиеся в «Новом мире» и вызвавшие общественный интерес, органично входят в «Роман с языком».Книга адресована широкому кругу читателей.

Владимир Иванович Новиков

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное