Писательские дачи. Рисунки по памяти

Любовь к Монтану вспухала как дрожжевое тесто. Маринка достала его фотографию: мужественная улыбка одной стороной рта, морщинка от нее на молодом, жутко обаятельном лице. А тут еще вышел фильм «Плата за страх». Его сначала показывали только на закрытых просмотрах узкому кругу зрителей. Широкий зритель увидел фильм три месяца спустя, на Неделе французского фильма, и потом он уже шел широким экраном, где мы смотрели его второй, третий, четвертый раз. А в первый — летом 1955-го — нам сказочно повезло! — Маринкина мама достала нам пропуск в ЦДРИ.

Фильм нас с Маринкой буквально потряс. К такого рода искусству мы, воспитанные на лакировочных советских фильмах и на сладеньких, со счастливым концом, трофейных, не были подготовлены. Долгое время мы ни о чем другом не могли говорить, сцену за сценой переживая события фильма, обсуждая каждую деталь, повторяя реплики героев. Фильм был о том, как где-то в Южной Америке на одной из нефтяных разработок загорелась нефть, и потушить ее можно только силой мощного взрыва. И вот четверо безработных из заброшенного поселка везут на двух грузовиках к месту пожара канистры со взрывчатым веществом — нитроглицерином. Путь смертельно опасен, одно неосторожное движение, резкий толчок — и нитроглицерин может взорваться. Но водителям обещано крупное вознаграждение — по две тысячи долларов, и они идут на риск. Один из водителей — Марио, француз (его играет Ив Монтан), мечтает вернуться домой, в Париж. Он хранит как драгоценность билет парижского метро. На долгом, невероятно напряженном пути, где опасные препятствия — разбитая дорога, камень, упавший с горы и перегородивший путь, — сменяют друг друга, первый грузовик взрывается, и двое водителей погибают: седой красавец, немец-антифашист Бимба, и добродушный толстяк Луиджи. Третий, умный, циничный гангстер Джо, гибнет, захлебнувшись в разлившейся нефтяной жиже. Его напарник Марио плачет над трупом («Ты был прав, Джо! Не надо было ввязываться в эту авантюру!..»), а потом едет дальше и доводит грузовик до цели. С щедрой денежной наградой, шальной от счастья, Марио пускается в обратный путь. Он крутит баранку с лихостью победителя, в ушах его звучит вальс Штрауса, он счастлив — все опасности позади, скоро он вернется в Париж… И вдруг он слишком резко крутанул руль, грузовик срывается с обрыва, кувыркаясь, падает в пропасть, загорается… И последний кадр: мертвый Марио, а на его раскрытой ладони — билет парижского метро.

О-о-о!

Но апогей всенародной или, правильней сказать, всемосковской влюбленности в Ива Монтана наступил зимой 1956-го, когда он приехал в Москву на гастроли. Вот уж тут из искры, возженной Сергеем Образцовым, разгорелось настоящее пламя. Его принимали по-царски. Да что там по-царски! Английскую королеву не принимали так, как принимали в тот год Ива Монтана.

И опять нам с Маринкой повезло: мой отец достал через Союз писателей целых четыре билета в Лужники, на Малую арену, и они с мамой взяли нас с Маринкой. Перед началом мы встретили Шурика Червинского с его родителями. У Червинских места оказались хуже, чем у нас, и нас с Маринкой сослали на их места, где-то в восьмом ряду трибун. Зато мы сидели рядом с Шуриком и чувствовали себя без взрослых гораздо вольготнее. Далековато, но ничьи головы не загораживали сцену. Мы рассматривали в бинокль нарядную возбужденную публику. «Смотри! Смотри! — закричала Маринка. — Вон Симона!» И правда, жена Монтана, тоже знаменитая и любимая нами артистка Симона Синьоре сидела в первом ряду партера. Вот это да!! Живая Симона Синьоре! Я водила биноклем по громадному зрительному залу, стараясь отыскать еще каких-нибудь знаменитостей среди пятнадцати тысяч зрителей. И вдруг увидела Виру и Жору!

Они стояли внизу, в партере, высматривая свои места. Окликнуть — не услышат. Спуститься к ним — пока пробьешься сквозь толпу, они куда-нибудь денутся. Но в бинокль их было видно так, словно они были рядом, и я разглядывала их с каким-то отрадным, ликующим чувством. Потому что сразу поняла, что Вира за Жору вышла. Жора уже не выглядел мешковатым, он постройнел, на нем был хороший серый костюм и черная водолазка, а Вира, наоборот, немножко пополнела, но осталась стройной и хорошенькой, и по тому, как Жора оберегал ее от праздничной толкотни, как придерживал ее за талию, и как она смотрела на него снизу вверх, спрашивая о чем-то, а он, наклонясь, отвечал, ощущалась такая прочная, дружеская, любовная, семейная взаимосвязь, что и дурак бы догадался: вот муж и жена, и они любят друг друга. Я ужасно обрадовалась! Книжка, которую я три года тому назад не дочитала, оказалась со счастливым концом!

О концерте Ива Монтана можно сказать: это был фурор. Высокая, пластичная, подвижная фигура певца в кругу яркого прожектора, его огромная тень на стене кулис, его оркестранты силуэтами за тюлевым занавесом — все это производило магический эффект. После каждой песни зал ревел и неистовствовал. Вряд ли у себя на родине Монтан имел десятую долю такого сумасшедшего успеха, такого всеобщего обожания.