Писательские дачи. Рисунки по памяти

Он дал концерт и в Центральном доме литераторов, где писатели и их жены едва не передавили друг друга в подобострастном раже и его самого едва не задавили после концерта, ринувшись на сцену в жажде автографа. Поэт Владимир Поляков написал про эту подхалимскую писательскую истерику язвительную поэму, в которой были такие слова:

Куплетист Владимир Масс
Пришел с женой в недобрый час.
«С женой не пустим вас, для жен
Вход нынче строго воспрещен.
Освободите вход, а ну!»
И контролер толкнул жену.

Жена ответить не успела,

На лед жена, споткнувшись, села,
И закричав «О, боже мой!»,
Пошла, расстроившись, домой.

Кончалась поэма так:

Монтан гремит на всю Европу.
Спасибо, что приехал он.
Но целовать за это в ж…,
Как говорится, «миль пардон».

Поэма ходила по рукам, писатели обижались и утверждали, что Поляков всё наврал. Может, кое-что и наврал, например, про моих родителей, которые на том концерте вообще не были. Но суть события поэт передал верно.

Официальная пресса писала о Монтане, исходя восторженными воплями. Кто-то из журналистов уже переиначил его в Ивана и даже в Ваню. Ну, наш же человек, простой французский парень, из народа (позже стали говорить, что еврей, но тогда еще не докопались). Борец за мир и член французской коммунистической партии!

…А он не оправдал доверия и, вернувшись с гастролей, «клеветал на СССР», проехался насчет отсутствия продуктов в магазинах, бюрократических порядков в гостинице, а прекрасная Симона Синьоре издевалась над нашими тряпками. В 1968-ом Монтан осудил наше вторжение в Прагу и вышел из компартии. Но до этого ренегатства было еще далеко, а тогда нас, его искренних поклонников, по правде говоря, задело то, что смеялся над нами: сами-то мы свои порядки почем зря критиковали, но он-то мог бы и промолчать. Мы к нему всей душой, а он!

Все равно мы его любили, но бурная страсть постепенно перешла в более спокойное чувство. Уже можно было купить в магазине долгоиграющую пластинку с записями его песен, и отпала нужда в погоне за рентгеновскими дисками. Песни были переведены на русский язык поэтами Болотиным и Сикорской, по-русски зазвучала лирическая песня о том, как «нас жизни вихрь разлучает, и я брожу один в тоске, и волна безжалостно стирает влюбленных следы на песке», и о том, как «я люблю в вечерний час кольцо Больших Бульваров обойти хотя бы раз!» И про парижского гамена, и про то, как солдат возвращается с войны и не находит ни дома, ни жены, и многие другие.

О Болотине и Сикорской

Самуил Борисович Болотин и Татьяна Сергеевна Сикорская тоже были «пайщиками» нашего дачного поселка, жили в доме номер три по Малой аллее. Они были мастерами песенных переводов, это благодаря им зазвучали по-русски такие любимые и популярные «Мы летим, ковыляя во мгле…», «Путь далекий до Типперери…», «Зашел я в чудный кабачок», «Голубка», всех не перечислишь. Пожилые супруги, внешне довольно невзрачные, в каких-то всегда затрапезных куртках, шароварах, подвернутых резиновых сапогах. Когда однажды по просьбе кого-то из друзей-соседей они согласились дать концерт для нас, дачников, и мы собрались на их недостроенной даче, и они встали рядышком, он с гитарой, высокий, сутулый, она — маленькая, худая и морщинистая, я вначале подумала, что они очень похожи на кота Базилио и лису Алису из «Золотого ключика». Но когда они запели — просто, ничуть не рисуясь, слабыми, но какими-то очень слаженными голосами, они вдруг перестали казаться смешными и невзрачными, и я тогда впервые, пожалуй, осознала относительность понятия «красивый-некрасивый». Сын Татьяны Сергеевны, поэт Вадим Сикорский, был красавец «весь из себя», породистый, с наглыми стальными глазами, но мне его самодовольная красота претила, а его старики, когда пели, вдруг стали красивыми.

Книжку Ива Монтана «Солнцем полна голова», о том как он, мальчик из бедной рабочей семьи, пришел к славе, читали с большим интересом, но уже без особого придыхания. И на Неделе французского фильма, осенью 1955-го, не меньшим успехом, чем «Плата за страх», пользовались «Большие маневры» с Жераром Филиппом и «Жюльетта» с Жаном Марэ.

Поэт Островский и композитор Мокроусов сочинили «Песню о далеком друге»:

Задумчивый голос Монтана
Звучит на короткой волне,
И ветви каштанов, Парижских каштанов,
В окно заглянули ко мне…

Песню эту пел Марк Бернес, и она нравилась, как нравилось всё, что он пел, и вдруг подумалось, что Монтан Монтаном, но и в своем отечестве есть пророки: Бернес, Утесов, Клавдия Шульженко.

Но что бы там ни было — спасибо Монтану. Он подарил нам праздник.

Не по мне