Читаем Писательские дачи. Рисунки по памяти полностью

Где-то тут, среди любимых им стихов, он искал собственную интонацию, пытался понять, в чем секрет обаяния этих строк, доискаться до их тайны, чтобы с их помощью поймать, обрести свой собственный голос — в этом был он, а не в том внешнем, что бросалось в глаза. Он говорил: «Подожди, рыжая, я буду здорово писать, вот увидишь!»

И правда, с годами он нашел свою интонацию, песни на его слова на музыку Колмановского, Островского, Тухманова зазвучали с эстрады и стали очень популярными.

Но у меня не было никакого желания ждать. Да и не верила я ему. И что там у него в глубине души — не пыталась рассмотреть, ослепленная своей нелюбовью.

О том, что и я его раздражаю и что он не очень-то уютно чувствует себя в нашей семье, я не думала. До его чувств мне дела не было.

Однажды он пришел в хорошем настроении и заявил:

— Тиснул стишок в «Комсомолку». К женскому дню.

Я процедила что-то вроде:

— Всякие пошлости говоришь о женщинах, а в стихах врешь и не стыдишься.

— На искренности далеко не уедешь, — ответил он. — Не бойся, рыжая, я себя не продешевлю.

Или он сказал — «дешево себя не продам» — не помню. Да это одно и то же.

Все его подобные «кредо» были мне давно известны, но почему-то именно эта, вполне обычная для него фраза, стала последней каплей.

— Уходи, — сказала я. — Не могу больше.

Должно быть, по моему тону он понял, что я и вправду не могу больше. А может, и ему осточертела вся эта канитель. На этот раз обошлось без выяснения отношений. Он собрал вещи и ушел навсегда из моей жизни. А я, словно выкарабкавшись из глубокой помойной ямы с осклизлыми стенками, отдышавшись и отмывшись, почувствовала себя свободной и счастливой.


С этим летящим чувством освобождения, кое-как сдав летнюю сессию, я уехала в июле 1958 года на целину в Северный Казахстан, почти на три месяца, со студентами биофака МГУ, где училась Маринка. На этот раз меня взяли, и мама не удерживала, а Маринкины родители были очень рады, что мы едем вместе. Они думали, что я как старшая буду за ней присматривать и оберегать от свойственных ее характеру авантюр. В чем ошибались, потому что Маринка обладала характером куда более сильным, чем у меня, и в моей опеке не нуждалась. Наоборот, я со своей стеснительностью и неуверенностью в себе с удовольствием подчинялась ее веселой рисковости и жизнеутверждающей энергии.

Мне выдали комсомольскую путевку — голубенький билет-книжечку с алым комсомольским значком на обложке. В путевке за подписью секретаря горкома комсомола Костикова говорилось, что я, такая-то, изъявила добровольное желание и направляюсь на уборку урожая в районах целинных и залежных земель. И приводилась выписка из резолюции XIII съезда ВЛКСМ: «Съезд считает, что забота об укреплении и развитии хозяйства в районах целинных земель и впредь должна быть главным делом всего комсомола».

Накачанная энтузиазмом, я изо всех сил старалась доказать всем и особенно самой себе, что я не какая-то там робкая белоручка, раскисающая от трудностей, и что я достойна оказанного мне доверия.

Но главное: я влилась в настоящий студенческий коллектив, молодой, глуповато веселый, дружный, как раз такой, о каком так долго мечтала. Меня приняли доброжелательно, и я с благодарностью впитывала долгожданную атмосферу.

Это был наконец-то мой выбор.

Жизнь моя с опозданием на несколько лет повернула ТУДА.

ЧАСТЬ 2

На целине

Отправляя меня на целину, мама взяла с меня честное слово, что я буду писать домой как можно чаще и подробнее. «Иначе я буду сходить с ума, ты же знаешь»!

Я знала, поэтому писала часто и подробно. Еще и дневник вела, урывками. И письма, и дневник были веселые и глуповатые. Во мне, отчасти под влиянием Маринки (которую, как зря надеялись мои дядя и тетя, я как старшая буду опекать и не давать в обиду), отчасти под влиянием общей инфантильной студенческой атмосферы, возродилась — не девушка даже, а девчонка, какой я была в восьмом, девятом классе. Я взахлеб наверстывала недобранное, упущенное, мне хотелось поскорее вытеснить из памяти неудачный опыт недолгой «взрослой» жизни, и целина как нельзя лучше помогала мне в этом. Бытовые неудобства — теснота вагончика с двухэтажными нарами, на которых мы размещались по четверо, впритык друг к другу, невозможность как следует вымыться по утрам и после работы (воду привозили на волах в бочке, ее хватало на питье и умывание, баня — раз в неделю по четвергам) и прочие спартанские условия — не нарушали упоения жизнью, наоборот, придавали ей дополнительный колорит: в конце концов, мы не на курорт ехали, а именно чтобы преодолевать трудности и совершать трудовые подвиги!

Совхоз Возвышенский Булаевского района Казахской ССР.

5 августа 1958 г.

Здравствуйте, дорогие родители!

Перейти на страницу:

Все книги серии Символы времени

Жизнь и время Гертруды Стайн
Жизнь и время Гертруды Стайн

Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница, прожившая большую часть жизни во Франции, которая стояла у истоков модернизма в литературе и явилась крестной матерью и ментором многих художников и писателей первой половины XX века (П. Пикассо, X. Гриса, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда). Ее собственные книги с трудом находили путь к читательским сердцам, но постепенно стали неотъемлемой частью мировой литературы. Ее жизненный и творческий союз с Элис Токлас явил образец гомосексуальной семьи во времена, когда такого рода ориентация не находила поддержки в обществе.Книга Ильи Басса — первая биография Гертруды Стайн на русском языке; она основана на тщательно изученных документах и свидетельствах современников и написана ясным, живым языком.

Илья Абрамович Басс

Биографии и Мемуары / Документальное
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс

«Роман с языком, или Сентиментальный дискурс» — книга о любви к женщине, к жизни, к слову. Действие романа развивается в стремительном темпе, причем сюжетные сцены прочно связаны с авторскими раздумьями о языке, литературе, человеческих отношениях. Развернутая в этом необычном произведении стройная «философия языка» проникнута человечным юмором и легко усваивается читателем. Роман был впервые опубликован в 2000 году в журнале «Звезда» и удостоен премии журнала как лучшее прозаическое произведение года.Автор романа — известный филолог и критик, профессор МГУ, исследователь литературной пародии, творчества Тынянова, Каверина, Высоцкого. Его эссе о речевом поведении, литературной эротике и филологическом романе, печатавшиеся в «Новом мире» и вызвавшие общественный интерес, органично входят в «Роман с языком».Книга адресована широкому кругу читателей.

Владимир Иванович Новиков

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное