А вот пепси-колы – хотелось! Она ворвалась в советский быт метеором: яркая этикетка, изящные стеклянные бутылочки, ни с чем не сравнимый вкус коричневой пенистой жидкости.
– Шампунь! – сказала мама.
– Ничего не понимает, – подумала Лелька.
Они отправлялись на морскую экскурсию к скале «Парус». Ловкий папка где-то отхватил пепси, и теперь Лёлька стояла на палубе теплоходика с вожделенной бутылочкой в руке. Ветер трепал волосы, а из радиорубки неслась сладкая «Мани-мани»… В памяти всплыло недавно услышанное слово – «кайф». Запечатлеть бы себя – юную, стройную, загорелую, с пепси-колой, но… Фотоаппарат с чёрно-белой плёнкой лежал в сумке, боясь спугнуть момент, Лёлька за папой не побежала.
Теплоход отчалил, экскурсия началась. Музыку приглушили. Кайф ополовинился. Но напиток богов был с Лёлькой. Она отпивала его крохотными глоточками, чтоб хватило до возвращения, краем уха слушая про фауну Чёрного моря и горные породы окрестных хребтов.
На обратном пути гид иссяк. «Мани-мани» загремела снова, на донышке ещё плескалась волшебная жидкость. Вдруг совсем рядом с Лёлькой из воды торпедой вылетел дельфин. Он шлёпнулся обратно в воду, как будто поставил жирную точку в конце фразы «Счастье – есть», которая крутилась в её голове. Даже восклицательный знак.
Через неделю пришло время возвращаться домой. Лёлька прижимала к груди своё главное сокровище – записанную за рубль в заветном ларьке гибкую пластинку с видом курорта. Положить её в чемодан она отказалась и не могла дождаться возвращения, чтобы целыми днями слушать любимую песню.
Автобус, поезд, пересадка в Москве. Пластинку спёрли со столика в плацкартном вагоне. Из пяти бутылочек пепси, которые везли на гостинцы, три до дома не доехали, залив вещи шипучей амброзией. Но то лето запомнилось Лёльке как одно из самых счастливых в детстве.
Уже взрослой, слыша «Мани-мани», она будто возвращалась в Геленджик своего детства и снова мчалась по волнам, догоняя дельфина, с пепси-колой в руке.
21.03.2021
Наступил апрель 2020. В нашу страну пришёл коронавирус. Когда-нибудь это всё станет историей, но пока люди оказались лицом к лицу с неизвестным врагом, врагом невидимым, что вдвойне страшно. Говорят, что после Чернобыльской аварии, также было с радиацией. Но она – противник более-менее знакомый. А пандемия – это страшно. Не было лекарств, вакцин, бесконечные вереницы «скорых» мчались по полупустым проспектам. Статистика удручала. Каждый день всё больше людей заболевало, каждый день – умершие. Правительство решило отправить целые рабочие коллективы на удалёнку.
Я работала редактором в издательстве, на мою работу это сильно не повлияло. Если уж быть честной, то мне самоизоляция понравилась. Не надо рано вставать, толкаться в московских пробках. Я хорошо высыпалась. Гуляла, в основном, на балконе. Окна моей квартиры выходят в зелёный двор. Машин почти нет – у нас подземная парковка, во дворе много деревьев, клумб, большая детская площадка. Заметила, что цвет лица стал здоровее. Нет худа без добра. А может быть сказывается то, что, сидя дома, я почти не пользуюсь декоративной косметикой? У нас в издательстве есть дамы, которые это безобразие себе позволяют регулярно. Но им уже за пятьдесят. В свои тридцать пять я не могу себе этого позволить. Приходится ежедневно наводить марафет.
Я успевала сделать всю редакционную работу. И даже начала писать роман-автобиографию о своём детстве и юности. Писался он легко и радостно.
Наш шеф Александр Иосифович проводил онлайн-планёрки. Дела потихоньку шли. Но однажды в пятницу мы не узнали своего начальника. В тот день в режиме видеоконференции в ZOOM он не скрывал своей тревоги, рекомендовал нам всем срочно покинуть Москву.
– Пандемия – это не шуточки. В огромном мегаполисе шанс заразиться больше. Советую на время уехать, тем более что характер нашей работы позволяет большинству из вас работать удалённо. На дачные участки, в деревню к родственникам! Настоятельно всем рекомендую, – сказал он.
– В деревню, к тётке, в глушь, в Саратов! – дурашливо пропел Сева Игнатьев.
– Не смешно, – сказал Иосифович и завершил видеоконференцию.
Позднее мы выяснили причину паники шефа: его любимая свояченица попала в реанимацию в тяжёлом состоянии, её подключили к аппарату ИВЛ. Ей еле-еле удалось выкарабкаться, хотя это молодая и сильная женщина, не достигшая сорока лет.
Я подумала о том, куда можно поехать. Родительская трёхкомнатная квартира в Смоленске, как и дача в Поповке, мною проданы и превратились в однушку, в которой я живу. И то пришлось доплачивать. Зато столица! Я вздохнула, вспомнила эпизод из рязановского «Гаража», где герой Буркова за машину «родину продал». Почувствовала себя изменщицей, предавшей атмосферу детства, семейные ценности. Стоило ли оно того? Так ли радует меня столичная жизнь?