Писательское ремесло

Когда автор вновь вернулся к вопросу, от чьего лица должна быть написана сцена, мне вспомнился ещё один аспект. Выбор точки зрения определяет не только, какие именно события будут показаны читателю. Репортер диктует как они будут показаны.

Дело даже не в том, что один герой проницателен и наблюдателен, в то время как другой просто не замечает большую часть подтекста. Тут начинается игра этических, эстетических, культурных установок. Нужно показать — между строк, непрямо, в деталях — целое мировоззрение. Не просто упомянуть и даже не описать. Именно показать.

И… вообще-то, это довольно сложно. По крайней мере, для меня.

Даже простая физиология (один из героев видит в ультрафиолетовом спектре, другой — близорук) может стать для автора настоящей головной болью. Когда же на неё накладывается воспитание, социальное положение, прочие культурные аспекты…

Возьмем для начала что-нибудь более распространенное: пол и гендерные различия. Репортер, скорее всего, будет либо мужчиной, либо женщиной, и это, безусловно, повлияет на то, как он или она будет видеть историю.

(По крайней мере, должно повлиять. Если я, как автор, не забуду о разнице в восприятии.)

Возьмем пример из того же Батчера. «Досье Дрездена», повествование идет от первого лица. Описание двух персонажей, но глазами разных репортеров:

Репортер 1, Гарри Дрезден:

«Первым был плоскоголовый, лишенный шеи громила по имени Хендрикс, личный телохранитель и боевик Марконе. Его мамой была кадьякская медведица, его папой был танк «Абрамс»…»

«Мисс Гард стояла чуть в стороне от Хендрикса, прикрывая те направления, за которыми не мог следить гигант. Она была столь же светловолоса и воинственна, как и раньше, костюм и галстук скрадывали её фигуру, ничуть не умаляя привлекательности».

Репортер 2, Каррин Мерфи:

«Первой оказалась женщина, светловолосая амазонка шести футов ростом в сером бизнес-костюме. У неё были длинные ноги, которыми мать-природа от рождения обделила меня — что само по себе являлось достаточным поводом для неприязни. Её звали Гард, и Дрезден верил, что она — настоящая, неподдельная Валькирия».

«Вторым был Хендрикс. Его не назовешь уродливым, но он все равно напоминал мне горгулию: существо неуловимо неправильной формы, с бугристыми мышцами и глазами-бусинами, готовое в любой момент сорваться в атаку ради человека, которого он охранял».