Писец. История одного туриста

Но я не унывал – когда рядом Патриция, не унывает даже вялый очковый библиотекарь.

– Что будем делать?

– Винтовку оставим – в город соваться с оружием незачем – граждане не поймут нелепого милитаризма, – сказала Патриция.

– Но мы выглядим как грязные оборванцы. У меня одно очко разбито – одним глазом почти не вижу. Куда пойдём? В консульство?

– В порт, конечно. Нам нельзя светиться у дипломатов. В консульстве у Дона Карлоса и его весёлой компании наверняка есть свои люди. Они везде. Нас сдадут Диего, а он продаст наши головы глупой клуше за миллион.

– Недорого нас оценили. Сраный миллион…

– И не говори. Когда будем докладывать Каннингему, скажем, что десятка.

Патриция бросила винтовку в кусты, и мы пошли в порт.

Город был чистым и приятным для прогулок.

Наша грязная и рваная одежонка вкупе с синяками и моими разбитыми очками привлекали внимание прохожих, но мы не смущались, а любовались местными достопримечательностями и вели себя как нормальные иностранные туристы – вертели головами и восхищались. Эта роль нам, пожалуй, удалась.

Мы пришли-таки в порт – он был небольшим, а у его причалов стояла пара-тройка круизных баркасов.

– Поедем с комфортом, – сказала Патриция.

– Но как мы купим билет? Нам придётся кого-нибудь ограбить.

– Якоб, разве по морям болтаются только те, кто покупает долбаные билеты?

– Станем морячками? Но почему мы не можем ограбить каких-нибудь зажиточных туристов и занять их каюту? Мне нравится комфорт.

– Потому, что риск слишком велик. А вдруг они путешествуют не одни, а с друзьями, или с долбаными родственниками? Нас вмиг раскусят и отправят на морское дно. Лучше заделаемся какими-нибудь работягами – я могу вытряхивать вошек из постелей в каютах, а ты можешь готовить похлёбки для туристов на уютной кухоньке с кукарачами.

– Я думаю, что слуг на этих кораблях уже набрали.

– Слуги имеют свойство сменяться, как настроение нормального мухера – внезапно и быстротечно. Вообще, течка слуг – обычное дело на таких океанских шхунах.

– Нам нужно кого-то заменить.

– Прямо в точку!

– Белке в глаз! Но кто захочет сменяться с таких прекрасных должностей на белоснежных пароходах?

– Нам придётся сменить слуг без их долбаного согласия.

– Я бы не хотел убивать людей в это время суток.

– Никто никого убивать не будет. Сменимся по-тихому – и баста.

Патриция всегда доносила свои мысли с особенной ясностью.

Проход на причал, где стояли белоснежные пароходы, охранялся бдительными мужичками с пистолетами – вероятно, их называли «пограничной стражей», или как-нибудь в этом духе.

– Когда стемнеет, поплывём. Ты плавать-то умеешь?

– Немного, – сказал я и не соврал. – Но куда будем плыть?

– Вон курилка – там слуги дымят. Она закрытая – не видно, что внутри. Вырубим парочку.

– Как вырубим?

– Дадим в морды, конечно. А как ещё?

– И что?

– Заберём шмотки и пропуски.

– А тела? Куда денем тела? Тем более, что они будут живыми.

– Спрячем в какое-нибудь тёмное место.

– Они нас сдадут, Патриция. Никому не нравится, когда ему портят морду!

– Чёрт! Я об этом не подумала…

Как вы уже, наверное, заметили, Якоб Гроот был противником грубого стиля в общении с другими людьми, в особенности с женщинами.

– Знаешь, я читал, что на шее есть специальная точка J – если на неё нажать, то человек теряет сознание. Это лучше, чем бить в бубен. Тем более в женский. Я против.

– Ладно, я не настаиваю на мордах. Давай давить точки. Где она?

– Я точно не помню, но нащупаю.

Патриция согласилась считать мой план более гуманным и чистоплотным.

Когда стемнело, мы сняли обувь, залезли в воду и поплыли к закрытой курилке.

На белоснежные баркасы что-то загружали, поэтому шум моторов глушил мои неуклюжие и громкие шлепки по воде.

Мы подплыли к причалу и прислушались.

В курилке говорили двое. Мне показалось, что говоруны использовали для общения русский язык. Я не знаю его, но некоторые яркие ругательные выражения я слышал от добрых иммигрантов ещё в родном городе.

Какой-то парень домогался девицы. Она его называла «Ваней», а он её «Ксюней». Или наоборот – я не помню.

– Они вдвоём. Нам повезло. Вылезаем, нащупываешь точки – и валим по-тихому. Тела придётся спрятать под водой – тут больше негде. У нас нет иного выхода, Якоб! И не спорь!

Я не спорил, но в душе Якоб, конечно, противился жестокому обхождению с людьми. Тем более, что их тела могли найти.

Патрицию же уже ничего не останавливало – она спешила искать любимого родителя, не иначе.

Мы вылезли из воды и вошли в курилку.

Невысокого роста паренёк зажимал рыжую девицу в углу, а она держала в руке сигарету и хихикала. Они обернулись в нашу сторону и застыли в удивлении и испуге. Я их понимаю – наше с Патрицией внезапное появление в мокрых и рваных нарядах, а тем более наши недвусмысленные взгляды могли забеспокоить кого угодно.

Я подошёл к парню и схватил его за шею двумя руками. То же самое сделала и Патриция, но с девицей.

– Где точка, Якоб?

Я давил на разные точки, но парень упорствовал и сознания не терял. Он схватился за мои руки, шипел и пытался высвободиться из моих крепких объятий.

Девица у Патриции начала задыхаться и выпустила-таки сигарету из руки.