Пищеблок

– Ну-ка, ну-ка!.. – издалека грозно закричал Игорь Саныч.

Валерка посмотрел на девочек. Маринка Лебедева шаркала метлой под ступеньками крыльца. Маринка была звеньевой и потому повязала красный галстук. А Маша Стяжкина совковой лопатой неумело переваливала мусор из кучи в мятое ведро. Мусор не влезал, сыпался мимо. И Маша, и Маринка выглядели совершенно обычно: футболки, выгоревшие спортивные штаны, исцарапанные сандалии; у Маши – косички, у Маринки – хвост с заколкой.

Валерка положил грабли, подошёл к Маше, забрал у неё лопату и сам наполнил ведро, а потом с хрустом утоптал ногой.

– Ты меня вчера ночью видела? – как бы ненароком спросил он. – Я к вам в палату пастой мазать приходил. И тебя видел.

Маша скептически сморщилась – а может, прищурилась на солнце.

– Не ври, Лагунов. Пастой мазали первую палату, а не нашу. И не ты, а те три придурка, – Маша кивнула на Гурьку, Титяпу и Гороха.

Гурька, Титяпа и Горох, забыв о «трудовом десанте», сражались друг с другом граблями. К ним спешила разгневанная Ирина Михайловна.

Валерка поглядел Маше прямо в глаза.

– Я видел, как Маринка Лебедева пила у тебя кровь.

Маша помолчала, оценивая Валерку.

– Четвёртый придурок, – спокойно сказала она.

Маша подняла ведро и направилась к аллее.

Валерка вдруг вспомнил, как подобным же образом пытался выяснить правду у Славика Мухина – и Славик тоже решил, что Валерка просто прикалывается. Валерка молча смотрел Маше вслед. Наверное, те, кого кусал вампир, даже не знают об этом. Вампир будто бы заколдовывает их. Или усыпляет, как доктора усыпляют больного, чтобы вырезать аппендицит.

Валерка ощущал себя шпионом, который следит за всеми вокруг. Или локатором, который в чистом небе нащупывает невидимый вражеский самолёт. Или микроскопом, который пристально изучает каждую пылинку. Валерка выискивал то, что хоть как-то выдало бы вампиров и жертв. Не может быть, что днём не остаётся никаких свидетельств ночного ужаса! Как-то ведь должны вампиры проявляться при свете солнца! Должны быть хоть какие-то признаки кошмара, по которым можно опознать тех, кто пьёт кровь, и тех, у кого пили! От обычного укуса комара и то зудит почесуха!

– Машка! – вдруг от крыльца сердито окликнула Маринка Лебедева.

Валерка вздрогнул. Что нужно Маринке-вампирке?

– Ты мусор потеряла! – Маринка указала метлой на сосновую ветку.

Маша вернулась, без возражений подобрала с дорожки грязную сухую ветку, сунула в ведро и снова направилась к аллее.

Это была какая-то мелочь, ерунда… Однако сейчас Валерка наблюдал за окружающим с такой жадностью и торопливостью, с какой вор обшаривает квартиру, опасаясь, что скоро придут хозяева. Маша вернулась за веточкой… Он, Валерка, ни за что бы не вернулся. Подобрал бы эту дрянь на втором рейсе. А Маша вернулась… «Мне в психбольницу надо», – подумал Валерка. Наверное, Маша – просто послушная и хорошая девочка, а он, Валерка, – поперечный, как говорит мама, и вообще чеканутый, вот и вся причина.

Валерка побрёл обратно к пацанам. Гельбич поджидал его, по-прежнему размышляя о кружке, в котором можно спрятаться от футбола.

– Слышь, Лагунов, а как в кружке поют? Хором или один для всех? И песни-то какие? Свои любимые, да? Я про тюрьму люблю.

– Чё скажут, то и поёшь, – буркнул Валерка. – Это тебе не дома – сел на кухне и пасть распахнул. Про тюрьму нельзя петь.

– Жаль, – огорчился Гельбич. – Про тюрьму – правда жизни. Это тебе не спичками чиркать. Ладно, идём Усатого за усы тянуть.

Игорь бесцельно ходил между пацанов с граблями и хмурился, делая вид, что придирчиво контролирует работу и её результаты.

– Горь-Саныч, отпустите нас заместо футбола в кружок пения, – напрямик рубанул Гельбич. – Я ваще петь люблю, а за ним, – Гельбич ткнул пальцем в молчащего Валерку, – я прослежу, честное пионерское.

Валерка прятал глаза. Ему было неловко, что он не поверил Горь-Санычу, когда тот ночью ответил про Лёву честно. А Игорь отвёл взгляд. Он чувствовал себя виноватым за то, что обидел Валерку неверием в вампиров.

– Ну, хорошо… – поколебавшись, разрешил Игорь.

Гельбич покровительственно хлопнул Валерку по спине.

«Честное пионерское», – про себя повторил Валерка слова Гельбича. Ну какой из Гельбича пионер? На линейках флаг отряда носит, а сам считает, что тюремные песни – правда жизни. Может, человек-то Гельбич и неплохой, но пионер фиговый. А если и вампиры такие же ненастоящие, как пионеры? Куснут – и всё, гуляй, ничего особенного с тобой не случилось. Не страшно, что есть вампиры. Не страшно, что кусают. И вампир никакой не мертвец, который боится солнца. И тот, кого укусил вампир, не превращается тоже в вампира, а ходит себе, как прежде: палка, палка, огуречик, получился человечек. Эх, всё как всегда. Нету больше тачанок и будёновцев, хотя есть красные флаги и горны. Нету и вампиров, хотя есть странные люди, которые пьют кровь при луне. Пятиконечные красные звёзды сейчас уже ни шиша не значат, и от ночных кровопийц нынче тоже никому ни тепло ни холодно.

Глава 2 На пионерском расстоянии

– Дружинному знамени отдать салют! – скомандовала Свистуха.