– Верю я, как уже известно, в Господа нашего и его пророка, а к теории отношусь с сочувственным интересом. Понятно, что теория отлично описывает сложившуюся практику, и понятно, что буквальное следование теории способно лишь раз за разом воспроизводить уже имеющуюся практику. В житейском и коммерческом смысле это неплохо, но нам бы чего-нибудь поновее, хоть и с оглядкой на теорию.
– Как взаимодействуют в писателе талант и мастерство?
– Мастерство, техника – инструмент, талант – субъект приложения этого инструмента. Талантливый необученный панчер может вырубить технаря на первой секунде боксерского матча, бездарный, но дисциплинированный технарь почти обязательно вырубит необученного панчера раунду к шестому, натренированный панчер может стать чемпионом. Без техники можно написать одну книжку, но уже на второй ты либо сдохнешь и бросишь, либо начнешь потихонечку учиться энергосберегающим технологиям и выходам на кратчайшие расстояния между точками.
– И куда идти за техникой? В литшколы или вглубь себя?
– В литшколы не верю совсем, простите, но, возможно, чисто из-за нехватки опыта. Надо учиться у великих и любимых. Читать, сравнивать, анализировать, примерять их приемы и подходы и искать собственный фасон. Всегда.
– Лев Толстой советовал: «Только тогда, когда невмоготу уже терпеть, когда вы, что называется, готовы лопнуть, – садитесь и пишите. Наверное, напишете что-нибудь хорошее». Вы, судя по вашим интервью, пишете ровно так?
– Так точно. Мы со Львом Николаевичем серьезно расходимся как в эстетических вопросах, так и в масштабах (он гений и титан, а я нет), но по этому вопросу я полностью с ним согласен. Лишь с той оговоркой, что предпочел бы сачковать и под страхом лопнуть, – но что-то не получается, увы.
– Продолжу цитировать великих. Бальзак говорил, что писатель, прежде чем приступить к книге, должен «проанализировать все характеры, проникнуться всеми нравами, обежать весь земной шар, прочувствовать все страсти». Вы согласны с такой формулировкой?
– В идеале это было бы недурственно: ни один писатель не пишет, все знай проникаются нравами и бегают вокруг земного шара, поди плохо. На практике это, конечно, невозможно: земной шар велик, жизнь коротка. Не набегаешься. Но я согласен с тем, что автор должен полностью и в деталях представлять себе описываемую часть мира, своих героев, знать их происхождение, пусть ни словом не упомянутое в тексте, болячки и психотравмы, и не лажать ни в обоснованности и последовательности событий, ни в психологическом рисунке, ни в тонкостях описываемого производства, ни в фабульном таймлайне.
– Расскажите, пожалуйста, о процессе. Сложно ли вам поймать идею произведения? Долго ли ее вынашиваете, прежде чем сесть за работу?
– Приходит в голову, придумывается или снится сюжет, деталь, поворот событий, иногда вполне реальных. Я записываю несколько строк в специальный файлик и благополучно забываю. Иногда не получается: сюжет или событие начинают зудеть, пухнуть, обрастать ложноножками и крючочками, которые подцепляют новые извилины – сюжетные и мои собственные. Когда терпеть невозможно, я сажусь писать.
– Как вы пишете? Какую часть вашей повседневной жизни занимает писательство?
– Пишу за компьютером – сперва составляю изначальный план книги, потом, уже по ходу дела, второй, третий и так далее. Ни одна моя книга первоначальному плану не соответствует – и в пересказе, в общем-то, не слишком совпадает с идеей, заставившей меня ухнуть в текст. Самое удобное – встать в половине шестого и писать полтора часа, пока башка ясная, а семья не проснулась. Но удавался мне такой фокус буквально несколько раз в жизни. Рабочий режим редакции предусматривает поздний отбой и, соответственно, поздний подъем. Поэтому я пишу ночами, в выходные и в праздники, а с утра до ночи работаю там, где получаю зарплату. Семья к этому уже привыкла. Мне стыдно, но что поделаешь. Впрочем, когда текст придуман, я могу записывать его в любых условиях – в самолете, поезде, рядом с конюшней, пока у дочери тренировка и так далее. Очень завидую молодым коллегам, которые научились набивать целые повести двумя пальцами в смартфоне, пока едут на службу и обратно в метро. Я старенький, и пальцы у меня кривые. Но, может, научусь – и тогда всем хана.