– Я задаю себе один вопрос: «Про кого?» Все начинается с профессии героя. Я как-то посмотрел три минуты «Перл-Харбор», сказал себе – «Да!» и полез в мемуары Покрышкина.
– И как долго ты сидел в них, прежде чем появился Зворыгин?
– Он появился раньше, чем я в них залез. Нужна была «фактура» – какие-то технические вещи: педали, ручка…
– У тебя бывает такое – ты просыпаешься с фразой (или идеей, или образом) в голове?
– Бывает, засыпаю с чем-то и думаю, что хорошо бы это не забыть.
– Почему не записываешь сразу?
– Ну, наверно, потому что под одеялом тепло.
– Кстати, ты вообще делаешь записи? Заносишь ли в блокнот или в смартфон идеи, которые приходят в голову?
– У меня хорошая память. Быть может, все это кого-то и дисциплинирует, но я не педант совершенно. Да и потом, мне кажется, что это такая «игра в писателя»: молескин, столик в кафе, официант приносит рюмку граппы и так далее.
– Хорошо, но есть же наверняка какая-то кучка файлов с рабочим материалом в папке, скажем, «Заметки на полях»?
– А зачем? Текст – это и есть «рабочий материал». Ну и некая стопка электронных «справочников». Могу, конечно, что-то записать от руки, фамилию там или вымышленный топоним, какую-то схему нарисовать – вроде схемы побега героев из лагеря… но это так, по мелочи. Ну надарили мне еженедельников – они красивые такие, пухлые, заманчивые, да и надо же их чем-то заполнять.
– Как ты относишься к уже вышедшим текстам? Перечитываешь или они перестают для тебя существовать?
– Я отношусь к ним с возрастающей брезгливостью. Лучше не ворошить. Хотя если спустя восемь лет их еще поминают, то, видимо, они чего-то стоят.
– Пять опубликованных романов за десять лет. Ты не устаешь писать? А отчаяние тебе знакомо?
– Ну, может, я и испытал бы какое-то отчаяние, когда бы у меня ничего не было опубликовано и приходилось бы работать каким-нибудь офисным «подай-принеси». Да и то вряд ли. Отчаяние – это чувство у печной трубы погорелого дома. Усталость – да. Слесари устают. Путин вон – еще как устает.
– А что происходит в твоей жизни вне литературы? Как ты отдыхаешь? Или ты как тот шахтер, который после смены валится спать, чтобы с утра опять в забой, и даже на Нюрку залезть сил не остается?
– Смею предположить, что вне литературы в моей жизни происходит жизнь. Чего тут «переключаться?» Задолбался на лопате – отдохни на молотке, уж если мы коснулись шахтерского фольклора. Иногда чувство сделанной работы подымает тебя с места, иногда соседи сверху заливают, иногда тебе ласково шепчут – «Да вытряхни ты свою пепельницу, окурки уже сыплются, опять за собой не смыл и побрейся наконец»… Ну и так далее, и так далее.
– Написание романа, как в свое время отметил Елизаров, похоже на сцеживание ведра крови через дырку, проделанную в мизинце ржавым гвоздем. У тебя возникают схожие ощущения, когда ты пишешь? Вот этот мучительный поиск слов, метафор, смыслов… Или тебе пишется легко?
– Метафора красивая и достаточно точная, но это несколько такая «есенинская» поза для девочек. Никакое производство не обходится без пота, никакое деторождение – без крови. Но это же не подвиг – это труд.
– Какой совет ты мог бы дать человеку, который «не может не писать»?
– Никогда не мешать виноградные с зерновыми. Да он и сам это знает.
1. Лучше не начинайте. В стране катастрофическая нехватка слесарей, расточников и фрезеровщиков. Но в рабочие никто не хочет, а проза – это то же самое: мозоли, заусенцы и зашлифовка трещин абразивами.
2. Начинайте только в том случае, если это невозможно остановить, как рост волос в подмышках и паху здорового подростка. Если нигде не чешется, то можно не чесать.