– Теперь, когда прошло время, не кажется ли вам, что ретроспекции, вставленные в роман, несколько замедляют повествование? Я понимаю, что это намеренный шаг, но все же: как вы сейчас оцениваете композиционные решения романа?
– Разумеется, все можно было сделать лучше. Но если оглянуться – то нет, не кажется, что замедляет: у меня ощущение, что получился довольно легкий текст, не игривый, конечно, не порхающий, но довольно объемный и цветной.
– Впрочем, цитируя вас же: «Достоевский иногда очень спешил к концу». Стало быть, вы намеренно замедляете повествование, чтобы… что?
– Намеренно повествование не замедлял. Более того, я человек ленивый, не могу заставить себя написать больше, чем требуется. Не было специального затягивания, совершенно никакого. Текст уложен именно в те рамки, каких требовал изначально. Некоторые главы слегка сокращены.
– О вашем романе «Отдел» слышали немногие, даже после «Петровых». Расскажите, пожалуйста, о нем.
– Ну, это такая фантастическая штука, довольно самостоятельная. Почти сразу вывалившаяся из плана. Написанная из хулиганских побуждений. Возникшая из фантазии: что было бы, если бы «Людей в черном» снял Тарковский. Сейчас я роман этот основательно порезал в конце – при этом, кажется, сокращения пошли ему на пользу. Немного подрихтовал идейную составляющую. Посмотрим, что из этого всего выйдет.
– Расхожее мнение: писать учишься, читая хороших писателей. Кто ваши учителя в литературе?
– Строго говоря, любой текст – этакий учебник: как нужно делать и как не нужно. Все, от русской и зарубежной литературы до фанфиков и рекламных слоганов – все это учит. Но, кажется, набор имен довольно одинаков для всех. Всегда имеется как минимум Федор Михайлович, а далее чтение разветвляется на множество жанров, иногда очень легких. Опять же, нельзя прийти к Достоевскому, не осилив других, более легких книг в детстве. Скажем, Кинга. Конечно, Платонов, конечно, Зощенко, конечно, Гоголь. Разумеется, Ильф и Петров. Но и Бабаевского читал с удовольствием, только не помню что. Про путешествие двух пожилых братьев по Кубани, один из этих братьев – бывший партийный работник, не знающий, куда себя деть на пенсии. Он решает ездить по округе и читать лекции о Ленине. Это просто великолепно. Смотреть на это современным взглядом – как читать что-то абстрактное. Причем этот текст ведь и в советское время наверняка представлялся чистой абстракцией, просто имел под собой надежную идеологическую опору. Я всеяден совершенно. С удовольствием заглядываю иногда в раздел /izd на «Дваче». Мне кажется, ни от кого не нужно отмахиваться и заранее ставить крест. У любого можно почерпнуть что-нибудь интересное или увидеть пример того, как делать не нужно (или что произойдет, если ты попробуешь писать так-то). Увидеть, грубо говоря, чужие косяки, чтобы не творить их самому.
– Можно ли научиться быть писателем? Или это врожденный дар?
– Этот вопрос нужно задавать уже умершим писателям во время спиритического сеанса. Спрашивать у тех, кто оставил после себя то, что помнят хотя бы спустя лет двадцать. Это пока не ко мне. Но мне кажется, что некая практика все же требуется: и читательская, и практика письма. Любой вид искусства постигается через многократно повторяемые упражнения. Литература – явно не исключение из этого. Только, наверное, не нужно упражняться ради самих упражнений. Пускай каждое из упражнений будет законченным текстом, чтобы посмотреть развитие истории, прикинуть – удалось ли ее рассказать именно так, как хотелось.
– Где грань между писательством и графоманией?
– Во фразе: «И так сойдет».
– Многие писатели страдают от так называемого синдрома самозванца. А вы считаете себя самозванцем?