Пискаревский летописец. Происхождение, источники, авторство

Р. Г. Скрынников приводил данные Пискаревского летописца при описании казней 1570 г., передаче трона Симеону Бекбулатовичу и последующих вслед за этим казнях[137]. В. Б. Кобрин разбирает две версии о причинах передачи трона Симеону Бекбулатовичу: «Автор Пискаревского летописца передает противоречивые слухи, ходившие в то время среди русских людей. Одни утверждали, что царь испугался предсказания волхвов, напророчивших на этот год „московскому царю смерть“. Другие же полагали, будто царь „искушал люди: что молва будет в людех про то“. Больше доверия, чисто психологически, заслуживает первая версия. Ведь в колдунов и предсказателей тогда верили безоговорочно. Дела о „ведунах“, которых держали у себя для гаданий, весьма распространены. И все же не забудем, что даже автор Пискаревского летописца не утверждает истинности этого слуха, а пишет лишь, что „говорили неции“»[138]. В. Б. Кобрин показал здесь, что сам составитель Пискаревского летописца дал оценку достоверности своих сообщений и что он пользовался, скорее всего, «слухами», т.е. устными источниками.

К другим статьям Пискаревского летописца, основанным, вероятно, тоже на устных источниках, обращались Р. Г. Скрынников и С. О. Шмидт. Первый привел рассказ о пирах Ивана Грозного, когда царь велел составить список боярских речей: «Во время веселых пиров во дворце царь Иван не прочь был потешиться и пошутить не только над иноками, но и над ближними боярами»[139]. Р. Г. Скрынников ничего не сообщил ни об отношении к этим пирам автора летописца, ни о том, как соотносится эта статья памятника с другими. О речах, на этот раз записанных в посаде, упоминает и С. О. Шмидт: «Можно лишь догадываться о том, что существовали письменные источники, в какой-то мере выражавшие умонастроения и „черных людей“, памятники „народной публицистики“ – челобитные, „сказания“, подметные письма, тайные записи разговоров, которые велись в рядах московского торга (как в последующие десятилетия, когда по заданию царя посылали „слушать в торг у всех людей всех речей и писати тайно“, и, ознакомившись однажды со „списком речей мирских“, Иван IV удивишася мирскому волнению)»[140]. В. Б. Кобрин оценивал такие сообщения Пискаревского летописца следующим образом: «Обстановку в стране и при дворе в последующие годы жизни царя хорошо рисует слух, записанный в Пискаревском летописце о „списке речей срамных“ »[141]. Но историки, процитировав эти «слухи», не определили их происхождение, не дали оценку достоверности подобных «речей».

Другая тема, для изучения которой исследователи обращались к Пискаревскому летописцу, касается кануна Смутного времени и последующих событий Смуты. Но, в отличие от событий времени опричнины и эпохи Ивана Грозного в целом, ссылки на Пискаревский летописец при исследовании Смуты и предшествующих ей годов в трудах историков встречаются реже. Возможно, объяснение такого предпочтения кроется в том, что от XVI в. сохранилось гораздо меньше источников, чем от Смутного времени. Но все же полностью игнорировать Пискаревский летописец исследователи, занимающиеся историей конца XVI – начала XVII в., не могли. При этом они часто не ограничивались иллюстративным привлечением памятника, а пытались дать оценку достоверности его сообщений.

Р. Г. Скрынников ссылался на свидетельства Пискаревского летописца, когда писал о народных волнениях после смерти Грозного: «…В случае успеха Бельский мог ликвидировать регентский совет и править от имени Федора единолично, опираясь на военную силу. Над Кремлем повеяло новой опричниной. Но Бельский и его приверженцы не учли одного важного фактора. Таким фактором была народная стычка у кремлевских ворот, послужившая толчком к восстанию». В подтверждение своего вывода Р. Г. Скрынников привел цитату из Пискаревского летописца: «Народ всколебался весь без числа со всяким оружием». Историк пришел к выводу, что факты заставляют признать участие в вооруженных выступлениях против вместе с городскими низами и купечества и дворян. Именно они подали сигнал к восстанию, вспыхнувшему сразу после смерти Грозного, что отмечено и в Пискаревском летописце. Молодой сын боярский, повествует летописец, проскакал тогда по столичным улицам, вопя во весь голос «в народе, что бояр Годуновы побивают»[142].

О народных волнениях, цитируя Пискаревский летописец, Р. Г. Скрынников писал и в другой монографии – «Россия накануне Смутного времени»[143]. В работах «Борис Годунов», «Россия накануне Смутного времени» Р. Г. Скрынников опирался на этот же памятник при описании сражений с татарами под Москвой в 1591 г., богомолья в церквях за царицу Ирину[144]. Последнее он выделил особо: «Православный люд был изумлен, услышав в церквях многолетие царице. Летописцы отметили этот факт как неслыханное новшество»[145]. Таким образом, исследователь объяснил, почему сообщение о богомолье за долголетие царицы Ирины попало в летописец.