Для анализа летописи часто оказывается полезным знание обстоятельств ее происхождения, целей, с которыми она создавалась. Д. С. Лихачев писал, что летописцами были по преимуществу официальные лица: служащие княжеские и владычные, уставщики, псковские посадники, впоследствии – дьяки[325]
. В литературе основное внимание уделялось раннему летописанию, когда летописцами были монахи, княжеские служащие, посадники Пскова и Новгорода. О дьяческом летописании, появившемся в XVI–XVII вв., известно значительно меньше. Так как Пискаревский летописец является памятником XVII в., то мы подробнее остановимся именно на дьяческом летописании. Знание социального положения летописца очень важно и для выявления источников, определения их достоверности, и для понимания целей и задач, которые ставил перед собой автор.2) Летописание и приказные дьяки
Если бы нам не было известно, даже гипотетически, имя автора Пискаревского летописца, то, исходя из анализа текста, мы все равно пришли бы к выводу, что это был, скорее всего, московский приказной человек: в своде много записей, близких разрядным, подробностей о строительстве городов и крепостей, некоторые документы приведены в летописце буквально, без изменения их текста. Это, вероятно, могло быть известно человеку, служившему в приказе. Все государственные документы были засекречены, доступ к ним имели только лица, непосредственно занятые в управлении государством.
Дьяк-летописец не редкость в XVII в. Достаточно вспомнить Ивана Тимофеева, написавшего «Временник дней и царей и святителей московских», или Федора Грибоедова. Для того чтобы понять, почему дьяки чаще всего становились в XVII в. авторами летописей, нужно вспомнить об их положении в системе государственной администрации.
С одной стороны, дьяки были людьми «неродословными», они не имели права участвовать в местнических спорах. Но, с другой стороны, их фактическое влияние было очень велико. Дьяки нередко являлись единственными знатоками дел в своем приказе: «Начальники центральных учреждений и правители на местах часто менялись и были мало осведомлены о системе делопроизводства, приказные же люди были более прочно связаны со своими должностями. Воеводы более занимались делами политическими, дьяки же осуществляли каждодневное, конкретное руководство, с уклоном в хозяйственные вопросы, и ведали всей документацией»[326]
. Решение текущих дел в приказах часто зависело от дьяков в не меньшей мере, чем от судей и воевод. С. Б. Веселовский писал, что судьи и дьяки были равноправными товарищами, не подчинялмсь один другому и все старшинство одних перед другими выражалось в том, что в делах и грамотах старшие писались после младших[327]. Дьяки не только не уступали в компетенции и служебных полномочиях судьям, но до конца XVII в. нередко были самостоятельными и независимыми дельцами: «Самый заурядный дьяк мог охранить свою самостоятельность и быть, что называется, бельмом на глазу у сильного боярина, пока он „искал государю прибыли“ и радел в делах в государевых интересах»[328].Приказные люди, не имея права участвовать в местнических спорах, тем не менее входили в состав служилого сословия и пользовались всеми его привилегиями, в частности свободой от тягла. Они являлись земельными собственниками, – в основной своей массе, за редкими исключениями, средними и мелкими[329]
. Дьяки были образованнее большинства служилых людей. Н. В. Устюгов объясняет это обстоятельство характером их службы и приводит примеры таких дьяков. Это Дементий Михайлович Башмаков, Федор Федорович Лихачев, Ларион Иванович Иванов, Емельян Игнатьевич Украинцев[330]. Осведомленность дьяков в административных вопросах, их доступ к документации, грамотность позволили им выступать в роли составителей летописей.3) Кем был написан Пискаревский летописец