Письма

Просишь стихов. Если не пошлем их, — сойдешь с ума в Феодосии, так что ли? Ну, ладно, друзьям полагается в таких случаях быть отзывчивыми и т. п., и я отзовусь, напишу тебе что-нибудь из своих стихов в конце письма. Подкрепи ими свои ослабевшие силы. Или травить в ближайшую урну потянет?

Но о чем писать? Говорить о лит. сплетнях? Но я почему-то не интересуюсь ими, и поэтому не могу покормить и напоить свежими слухами организм (обойдемся без эпитета) твоего любопытства. Это если понимать сплетни в их обычном, прозаически-унылом смысле. А если сплетни в твоем понимании— просто разговор осведомленных людей о новых стихах, о делах поэтов, то пожалуйста: недавно…

Впрочем, мне скоро на работу, так что писать об этом ничего не стану, тем более что все обыденно и изрядно поднадоело. Приедешь— все узнаешь. Ты ведь скоро приедешь? Не будешь ведь там всю жизнь околачиваться и сходить с ума. Все проходит, проходит и жизнь, а твое теперешнее состояние, новая обстановка — пройдут и подавно. Да, самое удивительное, самое возмутительное в том, что время идет независимо от наших соображений, от нашего желания. Вот черт!

А что, пожалуй, неплохо, что ты сейчас ничего не пишешь. Всю зиму, как мне кажется, ты писал, как будто беспорядочно, лихорадочно растрачивая свои поэтические патроны, куда попало, во что попало, лишь бы стрелять, благо патроны были. А теперь, может быть, ты приготовился убить тигра, чувствуешь огромное желание убить тигра. А тигра надо сперва выследить. Дай Бог, чтоб он попал тебе и чтоб ты пристрелил его на месте.

Костя, не обращай внимания на хаотичность моих разглагольствований (слово-то, мать его…) в самом деле, спешу. Думать некогда. Да и что я, несерьезное создание, могу написать серьезного, дельного.

Меня тоже сейчас не очень тянет писать. Больше тянет на женщин, на деревья, на тени на тротуаре. Ты бы посмотрел, какие у нас на Севастопольской улице тени ночью! О господи, оказывается, на обычных тенях от дерева можно помешаться! А еще регулярно тянет к винно-водочным отделам…

Ну, ладно. Прости мою витиеватость. Почитай дальше стихи.

* * *

В твоих глазах
                    не моментальное
Сплошное что-то ненормальное.
И что-то в них религиозное...
А я — созданье несерьезное!
Сижу себе за грешным вермутом,
Молчу, усталость симулирую. —
В каком году стрелялся Лермонтов?
Я на вопрос не реагирую!
Пойми, пойми мою уклончивость,—
Что мне любви твоей не хочется!
Хочу, чтоб все скорее кончилось,
Хочу, но разве это кончится!
В твоих глазах
                    не моментальное
Сплошное что-то ненормальное.
Святая, дикая, безгрешная
Одна любовь! Любовь кромешная!

РАЗРЫВ

В окнах зеленый свет,
Странный, болотный свет…
Я не повешусь, нет!
Не помешаюсь, нет!
Буду я жить сто лет!
И без тебя — сто лет!
Сердце не стонет, нет!
Нет! Сто «нет!»

* * *

Жуют, считают рублики,
Спешат в свои дома…
И нету дела публике,
Что я схожу с ума!
Не знаю, чем он кончится,
Запутавшийся путь.
Но так порою хочется
Ножом… куда-нибудь!

Жму лапу. Н. Рубцов

(см. на обороте)

(Текст на обороте листа) Севастопольская, д. 5, кв. 22.

Черкни, как будет время. Адью!

Г. Я. ГОРБОВСКОМУ

Ленинград, январь 1962

Глеб,

Ждал тебя!

Н. Рубцов

Е. М. ДЕМЕНТЬЕВОЙ 7

Ленинград, май 1962

Елена Мефодьевна,

извините, я принес стихи Вам сюда. Отпечатайте их, пожалуйста, не сбивая интервал (можно через малый, можно через большой, только так, чтобы каждый стих был размещен на одной странице).

Прошу отпечатать их в 4 экземплярах, на белой бумаге, пожалуйста.

Во вторник можно будет за ними зайти к Вам в завком?

Рассчитаюсь, как говорил.

С приветом Н. Рубцов

В ЛИТЕРАТУРНЫЙ ИНСТИТУТ

Ленинград, май 1962

Дорогие товарищи!

Я посылаю на Ваш суд, на творческий конкурс стихи очень разные: веселые и грустные, с непосредственным выражением и с формалистическим уклоном (последние считаю сам лишь учебными, экспериментальными, но не отказываюсь от них, ибо и они от всей души, от жизни). Буду рад, если Вы найдете в них поэзию и допустите меня к приемным экзаменам.