Читаем Письма (1832-1856) полностью

1846. 16 мая.

Любезный брат.

Перед тобою госпожи, вручившие тебе сие послание. Пожалуйста, прими хорошенько и если можно, то даже не худо бы было пригласить их к обеду, — и m-me Белинскую и ее интереснейшую сестрицу. Просят они тоже зарекомендоваться и к Эмилии Федоровне. Попитай их дамский эгоизм как можно более участием к ним (1) и, разумеется, как можно менее толкуй о литературе. (2) Впрочем, ты и сам смыслишь лучше меня в этих делах. Научи их, где им остановиться и что делать. Я не знаю, что для них лучше остаться ли в Ревеле, или охать в Гапсаль.

Про себя скажу, что я решительно не знаю, что еще со мною будет. Денег у меня нет ни копейки, да и не знаю еще, откуда я их получу. Подняться мне нельзя отсюдова, не имея 500 рублей собственно для отдачи петербург<ских> долгов. Следовательно, суди сам. Вероятно, да и всего вероятнее, что мы просто не увидимся, брат, и что я не приеду. Мне скучно и тяжело здесь. Я пишу и не вижу конца работе. Посылаю мой поклон Эмилии Федоровне. Прошу ее о г<оспожа>х Белинских и надеюсь на всё ее снисхождение и любезность. Недурно, если Федя и Маша окажут тоже со своей стороны какую-нибудь приязнь и откровенно выскажут свое мнение в пределах их известной солидности. Ну, прощай, брат, некогда. Я решительно никогда не имел у себя такого тяжелого времени. Скука, грусть, апатия и лихорадочное судорожное ожидание чего-то лучшего мучат меня. А тут болезнь еще. Черт знает что такое? Кабы как-нибудь пронеслось всё это.

Твой Ф. Достоевский.

(1) далее строка густо зачеркнута (2) далее густо зачеркнута строка, начинающаяся словами: Не обижай

61. А. М. ДОСТОЕВСКОМУ24 мая 1846. Петербург

Брат. Я сейчас еду в Ревель. Виноват, что к тебе не зашел. У меня в последнее время были всё разные квартиры, и вообще преобладал около меня беспорядок за неизвестностию, останусь ли я в Петербурге или нет. Ты, верно, меня искал, но не нашел. Здоровье мое не дурно, хотя еще я вовсе не вылечился. Еду лечиться, буду кланяться от тебя брату. А теперь прощай.

Ворочусь в октябре и, как устроюсь, приду к тебе сам. Прощай.

Твой Ф. Достоевский.

На обороте: Его благородию Андрею Михайловичу Достоевскому В Строительное училище, воспитаннику.

На Обуховском проспекте.

62. M. M. ДОСТОЕВСКОМУ5 сентября 1846. Петербург

5 сентября.

Спешу тебя уведомить, любезный брат, что я кое-как добрался до Петербурга и остановился, как желал, у Трутовского. Качки я не чувствовал, но в дороге и здесь в Петербурге промок до костей и простудился совсем, кашель, насморк и всё это у меня в самой сильной степени. Первое время было ужасно скучно. Я ходил нанимать квартиру и нанял уже за 14 руб. серебр<ом> от жильцов 2 маленькие комнатки, с хорошею мебелью и прислугою, но еще не переехал. Адресс же: напротив Казанского собора, в доме Кохендорфа, в нумере 25. (1) По этому адрессу ты мне и пиши поскорее; ибо очень желаю от тебя письма. На мне грусть страшная.

Белинские доехали хорошо, и с самой пристани я еще не видался с ними. Зашел на другой день к Некрасову. Он живет в одной квартире с Панаевыми, и потому я виделся со всеми. Альманах идет; нужно спешить. Про лавку я не хотел спрашивать и не знаю; но верно тоже идет. Но вот известие: чтоб узнать адресс Некрасова, я зашел к Прокоповичу. Он мне объявил причину приезда Некрасова в Ревель — причину, которую он держал в тайне, по разным политическим видам, и не говорил даже и Прокоповичу; да тот догадался по разным данным. Приезжал он видеться с Масальским, чтобы купить у него «Сын отечества». Дело-то кажется пошло на лад, и к Новому году у нас может быть новый журнал.

Я тебе ничего не говорю о Гоголе, но вот тебе факт. В «Современнике» в следующем месяце будет напечатана статья Гоголя — его духовное завещание, в которой он отрекается от всех своих сочинений и признает их бесполезными и даже более. Говорит, что не возьмется во всю жизнь за перо, ибо дело его молиться. Соглашается со всеми отзывами своих противников. Приказывает напечатать свой портрет в огромнейшем количестве экземпляров и выручку за него определить на вспомоществование путешествующим в Иерусалим и проч. Вот. — Заключай сам.

Был я и у Краевского. Он начал набирать «Прохарчина»; появится он в октябре. Я покамест о деньгах не говорил; он же ласкается и заигрывает. У других ни у кого не был еще. Языков открыл контору и выставил вывеску. На дворе страшный дождь и потому трудно выходить. Я еще живу у Трутовского, завтра же переезжаю на квартиру. Насчет шинели тоже никак нельзя было хлопотать за хлопотами и дождем. Хочу жить скромнейшим образом. Желаю и тебе того же. Нужно дело делать помаленьку. Поживем и увидим. А теперь прощай. Я спешу. Много бы хотелось написать, да иногда лучше и не говорить. Пиши. Жду от тебя ответа в наискорейшем времени. Целуй детей. Кланяйся Эмилии Федоровне. Тоже поклонись и другим, кому следует. С следующей почтой напишу гораздо более. Это только уведомление. Прощай, желаю тебе всего лучшего, бесценный друг мой, — а главное покамест терпения и здоровья.

Твой брат Ф. Достоевский.

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма

Похожие книги

Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953
Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953

Американский историк Джеймс Хайнцен специализируется на советской истории сталинской эпохи, уделяя немало внимания теневой экономике периода. Свою книгу он посвятил теме коррупции, в частности взяточничества, в СССР в период позднего сталинизма. Автор на довольно обширном архивном материале исследует расцвет коррупции и попытки государства бороться с ней в условиях послевоенного восстановления страны, реконструирует обычаи и ритуалы, связанные с предложением и получением взяток, уделяет особое внимание взяточничеству в органах суда и прокуратуры, подробно описывает некоторые крупные дела, например дело о коррупции в высших судебных инстанциях ряда республик и областей СССР в 1947-1952 гг.Книга предназначена для специалистов-историков и широкого круга читателей, интересующихся историй СССР XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Джеймс Хайнцен

Документальная литература